Возмездие Эдварда Финнигана - Берге Хелльстрем

Но сразу стало ясно, кто на самом деле был насильником.

Человек, совавший острые металлические предметы в лоно маленькой девочки, был больным безумцем, которого следовало держать за решеткой, Гренс был в этом уверен, — так же как и всякого насильника. В том мире, в котором пытался жить Эверт Гренс, каждый человек, сознательно совершивший насилие, должен понести наказание. Это простое правило, а когда случалось такое, чему трудно найти объяснение, все же можно было предположить, что это дело рук больных людей из числа тех, кого ему не раз приходилось задерживать.

Но вот такое…

Это явно были здоровые люди, на службе у власти, которая им платит и дает приказ.

Унижать.

Как можно сильнее.

Когда мы снова заполучим его, следует раздеть его прямо на улице, пусть его голый член рассматривают все, кому не лень, заставьте его наклониться вперед, и мы засунем ректальную свечку ему в зад, а потом напяльте на него памперс, пусть знает, что мы на него смотрим, пусть поймет, что государство, если захочет, может изнасиловать кого угодно.

Эверт Гренс смотрел в иллюминатор, на облака, такие белые и легкие, когда сквозь них пролетаешь.

Он ни разу не встречал более безликого преступника. Власть. Государство. На этот раз объяснение о психе-одиночке не годится; государство — есть соглашение избирателей, народа.

На обратном пути никто из них не проронил ни слова.

Они слушали музыку через маленькие наушники и листали утренние газеты, лежавшие на столике с момента отлета из Швеции. Гренс, Сундквист, Хермансон старались даже не смотреть друг на друга, боясь, что кому-то захочется поговорить.

Они попрощались в аэропорту Бромма. Эверт Гренс попросил Свена и Хермансон ехать прямо домой, взять отгул на оставшийся день, а потом за выходные попытаться все забыть, провести их с людьми, которые им дороги и близки. Свен проворчал, что как же, возьмешь тут отгул с таким начальником, как Гренс, и они даже сумели немного посмеяться этой шутке, прежде чем он забрался в такси: весь путь от аэродрома до дома в Густавсберге оплачен стокгольмской полицией.

Он давно уже не видел свой дом днем в будни.

Свен позвонил и попросил Аниту вернуться домой немного раньше, а Юнаса остаться дома, а не бросать, как обычно, ранец в прихожей и, схватив коньки, мчаться на каток. Пусть в эту пятницу они хоть чуть-чуть побудут семьей. Вместе. Единственные близкие ему люди, а больше ему никого и не надо.

Но все вышло не больно удачно.

Свен обнял их, еще не успев снять пальто, они сидели за столом в кухне и пили апельсиновый лимонад с булочками с корицей. Они посмотрели последние фотографии, которые Юнас принес из школы, и громко засмеялись, когда Свен достал свои школьные фотографии и они их сравнили. Юнас упал на пол, давясь от смеха, когда понял, что коротышка с длинными светлыми волосами с левого края снимка — это его отец, в том же возрасте, что и он теперь.

Но это не помогло.

Свен чувствовал, как оно подступало с самого утра. Когда они вдоволь насмеялись над мальчишкой, не желавшим стричься, он больше не мог сдерживаться. И расплакался. Слезы текли по щекам, и он не хотел их скрывать.

— Ты что, папа?

Анита смотрела на него. И Юнас тоже.

— Не знаю.

— Что случилось?

— Не могу объяснить.

— Что случилось, папа?

Он посмотрел на Аниту. Как объяснить ребенку то, что и взрослому-то не понять? Она пожала плечами. Она не знала. Но не останавливала его.

— Это из-за одного мальчика. Поэтому я так расстроился. Такое иногда случается, и это ужасно, особенно если у тебя тоже есть сын.

— Какой мальчик?

— Ты его не знаешь. Его папа, может быть, скоро умрет.

— Ты точно знаешь?

— Нет.

— Я не понимаю.

— Он живет в другой стране. Ты знаешь, в США. Там многие считают, что он убил другого человека. И там… там убивают людей, которые совершили убийство.

Юнас снова уселся на табурет и допил остатки сладкой оранжевой газировки. Он смотрел на своего отца, как смотрят дети, когда они чем-то очень недовольны.

— Я не понимаю.

— И я тоже.

— Я не понимаю, кто же их убивает?

Свен Сундквист гордился вопросами сына, выходит, мальчик научился думать самостоятельно, научился задаваться вопросами, вот только разумных ответов на них отчаянно не хватает.

— Государство. Страна. Не могу лучше объяснить.

— А кто решает, что он должен умереть? Ведь кто-то должен принять решение. Так?

— Присяжные. И судья. Ты же знаешь, в суде, ты видел по телевизору.

— Присяжные?

— Да.

— И судья?

— Да.

— А они люди?

— Да. Они люди. Обычные люди.

— Тогда кто же убьет их?

— Их никто не убьет.

— Но раз они решают, что кто-то должен быть убит, значит, они его убивают. И тогда их тоже должны убить. Кто это все сделает, папа? Я не понимаю.

Эверт Гренс прямо из аэропорта Бромма поехал в Крунуберг, в полицейское управление, рядом на заднем сиденье ожидавшего их микроавтобуса примостилась Хермансон. Гренс понятия не имел, что станет делать на работе. Он съел в кабинете обед — две булочки с сыром и упаковка апельсинового сока, купленные в автомате, что стоял в коридоре. Гренс позвонил в санаторий и поговорил с дежурной в приемном покое, та сообщила, что Анни спит, устала после обеда и уснула прямо в кресле-каталке, с ней все в порядке, она чувствует себя хорошо, выглядит умиротворенной, голова склонилась на одно плечо и через дверь слышно легкое похрапывание. Потом Гренс сидел перед кипой текущих уголовных дел, которые неделю пролежали в забвении, полистал парочку: жестокое избиение водителя, показавшего другому водителю средний палец в самый час пик на Хамнгатан, а потом оттуда уехавшего, убийство в Ворберге с помощью чилийского лассо, причем свидетели утверждают, что ничего не видели, и серия допросов через переводчика, который едва отваживался переводить, — все это лежало тут и протухало по мере того, как таяли надежды взять преступников.

Надо бы ему пойти домой. Здесь покоя не найти. Гренс обошел комнату, включил свою музыку. Нет, не пойдет он домой.

Кто-то постучал в дверь.

— Разве я не отправил тебя домой?

Хермансон улыбнулась, услышав его сердитый голос, спросила, можно ли ей войти, и зашла, не дожидаясь ответа.

— Отправил. Но что толку? Не могу я идти домой после такого. Что я с этим дома буду делать? От такого не отделаешься в квартирке, снятой вподнаем.

Хермансон присела на свое обычное место посередине его большого потертого дивана. Она выглядела усталой, ее молодые глаза постарели за это утро.