Детство Понтия Пилата. Трудный вторник - Юрий Вяземский

«Спускай – не спускай, все равно скоро заболеешь и можешь ослепнуть», – по-прежнему задумчиво проговорила Лусена.

Номенклатор скрылся за дверью, там лязгнула цепь, и тотчас на улицу, лая и рыча, выскочил большой лохматый кобель. Вид у него был настолько свирепый, что я прижался к Лусене и зажмурился. Но собака сначала оттолкнула меня от матери, затем несколько раз сильно и больно ударила хвостом по ноге. Когда же я открыл глаза, то увидел, что лохматое чудовище прыгает вокруг Лусены, тычется ей в руки и пытается лизнуть в лицо.

«Умница. Молодец. Ты хорошее животное. С тобой все будет в порядке», – говорила Лусена. И дав собаке обхватить себя лапами, поцеловала ее в морду, потрепала по загривку, а потом оттолкнула и приказала: «Всё! Хватит целоваться! Иди домой!»

Собака вернулась в дом. А мы с Лусеной пошли вниз по улице, не оборачиваясь.

Мы уже почти дошли до реки, когда Лусена призналась:

«Я еще в Германии знала, что нечего нам делать в Лугдуне. Но дорога все равно ведет через Лугдун. И я решила попробовать, чтобы ни одной возможности не упустить. Все-таки ты Гиртулей и они Гиртулеи… Ну, значит, попробовали. И думаю, нам это пригодится».

К вечеру, сняв с шейного ожерелья одну из серебряных монет, Лусена договорилась с каким-то галльским возницей. Он накормил нас, дал переночевать у себя в доме. А рано утром вместе с двумя другими попутчиками мы сели в четырехколесный петорит и покинули Лугдун.

В тот же день мы были во Вьенне.

VII. И сразу направились к Гелию Понтию Капелле – помнишь? – тому гостеприимному Венусилу, кваттуовиру и городскому магистрату, у которого мы гостили, когда вместе с отцом и его турмой двигались из Испании в Германию (см. 7.VII).

Тут нас сразу пригласили в прихожую, а через некоторое время к нам вышел самолично хозяин, такой же с виду приветливый, как и прежде, но теперь не шумный и радостный, а тихий и задумчивый.

«Здравствуй, женщина… Если в твоем положении можно здравствовать и если я могу…» – грустно начал Гелий Венусил.

Но Лусена строго прервала его:

«Если ты не забыл, меня зовут Лусена Пилата и я жена римского всадника, турмариона Марка Понтия Пилата».

Гелий чуть ли не вздрогнул от ее тона. А потом глаза у него виновато забегали, и он произнес:

«Нет, не забыл, конечно… Конечно, Лусена… Я просто соображаю и прикидываю, что я теперь могу для вас сделать…»

«Для начала ты можешь не держать нас в прихожей, а пригласить войти в дом», – сурово ответила ему Лусена.

Глаза у Гелия перестали бегать. Он посмотрел на Лусену удивленно и, как мне показалось, теперь уже с раздражением.

«Послушай, Лусена, – сказал Гелий. – Я глубоко скорблю о постигшем вас несчастье. Мне, к сожалению, всё известно. Но мне также известно…»

И снова Лусена властно перебила его:

«Не всё тебе известно. Тебе неизвестно, например, что вчера в Лугдуне Публий Гетул даже не пустил нас порог, и мы три часа стояли на улице. А Юний Арак Гиртулей велел своему номенклатору спустить цепную собаку на вдову героически погибшего римского командира и на правнука Квинта Понтия Первопилата! Но ты ведь не Гиртулей, а Венусил. И если память мне не изменяет…»

Тут уже Гелий перебил Лусену и почти в ужасе воскликнул:

«Что же мы стоим здесь при входе! Эй, слуги! Ко мне! Госпожу позовите! Принимайте гостей!»

Позволь мне и здесь опустить ненужные подробности.

Нас приняли, омыли и обогрели, накормили и обласкали. Гелий Капелла красноречиво ужасался превратностям изменчивой Фортуны и еще красноречивее в присутствии домочадцев и приглашенных на ужин близких родственников и ближайших друзей обличал жестокость и подлость людскую, проявленную «этими продажными, низкими, богомерзкими Гиртулеями». Супруга Гелия, заметив мое заикание, торжественно объявила, что никуда нас от себя не отпустит, что отныне Лусена станет ее родной сестрой, а я – самым близким из племянников. Гелий Капелла восторженно соглашался с решением жены, как он сказал, «вдохновленным свыше», и собирался даже произнести клятву. Но Лусена вовремя остановила его, заметив, что было бы неплохо прежде узнать, входит ли Нарбонская Галлия в число тех «полномочных римских провинций», о которых говорилось в постановлении сената.

На следующий день наш радушный и совестливый хозяин отправился на форум, и там ему объяснили, что «предателям отечества» и членам их семей проживание во Вьенне однозначно запрещено, так как Нарбонская Галлия безусловно входит в число полномочных провинций. И уж подавно в них входят обе Испании, где обитают мои прямые родственники и где у нас с Лусеной остались дом и прочее недвижимое и движимое имущество.

А посему, к полудню вернувшись домой, Гелий Капелла сначала в таблинуме, за перегородкой, долго и шумно спорил со своей женой, затем велел подать носилки и снова отправился через реку на форум. И лишь вечером, на ужине, на котором не было на сей раз ни родственников, ни знакомых, и сама хозяйка появилась лишь в самом конце, чтобы пожелать нам спокойной ночи, – на ужине нам объявили о нашей дальнейшей судьбе:

Еще одну ночь мы можем провести в доме нашего гостеприимного хозяина. А на утро должны покинуть Вьенну, ибо, по действующему закону, лишь два дня мы можем находиться в одном месте на запрещенной для нас территории, а на третий день нас надлежит арестовать и доставить к судье. «Не стану вас пугать и рассказывать о том, что вас ждет, если вас арестуют и доставят к претору, – говорил Гелий. – Тем более что арестовывать вас придется мне самому. Потому что в этом городе я надзираю за порядком и я командую стражниками».

Короче, учитывая, что из близлежащих регионов для нас открыты лишь Три Галлии – Аквитания, Кельтика и Бельгика, наш благодетель, «пристально и тщательно изучив возможности» с друзьями и коллегами, посоветовавшись с супругой, остановил свой выбор на Бельгике, и в этой Бельгике присмотрел для нас город Новиодун, который, «по всеобщему мнению», обладает рядом несомненных преимуществ перед другими местами нашего возможного обитания.

Во-первых, это римский город, то есть город, в котором действует римское право.

Во-вторых, до Новиодуна от Вьенны, можно сказать, рукой подать: четыре или пять дней пути до Генавы и всего один день, каких-то десять или пятнадцать миль – от Генавы до Новиодуна. То есть жить мы будем фактически на самой границе с цивилизованным миром.

В-третьих, у нашего радетеля в Новиодуне есть близкий приятель и деловой партнер – Квинт Корнелий Марциан, который на будущий год избран дуумвиром колонии, то есть уже через месяц, в январские календы, вступит в должность. И к этому Корнелию Марциану, будущему дуумвиру, наш благотворитель уже отправил гонца с просьбой «оказать всемерное содействие и принять радушное участие в дальнейшей судьбе многострадальной вдовы римского всадника и несчастного правнука Квинта Понтия Первопилата, доблестного телохранителя божественного Юлия Цезаря». И подробное, обстоятельное письмо к Квинту Марциану будет вручено нам с Лусеной, чтобы мы по прибытии в Новиодун вручили его избранному дуумвиру. В этом письме наш заступник еще раз обратится с просьбой к Квинту Корнелию и красочно опишет, насколько мы с Лусеной дороги и близки его дому, и так далее и тому подобное.