Розы любви - Мэри Джо Патни

— Тебе не в чем себя винить, — спокойно сказал Люсьен. — Он сам навязал эту ссору. Если б ты выбрал шпаги или пистолеты, то сейчас один из вас лежал бы мертвый.

— С моей стороны вообще было непростительной глупостью позволить втянуть себя в драку, — произнес Никлас, явно недовольный собой. — Вы все были свидетелями весьма буйного поведения Майкла. Как вы думаете, я дал ему достаточное удовлетворение? Он успокоится на этом? Ответом Никласу было красноречивое молчание. Когда первый платок пропитался кровью, Клер попросила следующий — на сей раз он принадлежал герцогу Стрэтмору, и на нем была вышита буква "С". К счастью, кровотечение уже почти прекратилось. Никлас снял свой галстук, и Клер использовала его в качестве повязки, удерживающей на месте тампон, сделанный из платка.

— Его следует тревожить как можно меньше. Он может остаться у вас, ваша светлость? — подняв голову, спросила она.

— Само собой. — С насмешливым восхищением в глазах герцог добавил: — Поскольку вы так хорошо вписались в нашу разбойничью шайку, лучше называйте меня Рэйфом.

— Не знаю, смогу ли я обращаться к герцогу по имени.

— А вы думайте обо мне не как о герцоге, а как о том недотепе, который, несмотря на все старания Никласа, так и не смог научиться ловить форель руками.

Клер улыбнулась, понимая, что его юмор — это признак облегчения от того, что не случилось ничего непоправимого.

— Хорошо, я согласна, Рэйф. Герцог между тем продолжал:

— Как ты думаешь, Люс, мы вдвоем сможем втащить его в дом? Я бы не хотел вмешивать в это дело слуг.

— Справимся, — коротко ответил лорд Стрэтмор. — Он весит по крайней мере на тридцать фунтов меньше, чем следовало бы при его росте и сложении.

Когда двое мужчин осторожно подняли Майкла с каменных плит дворика, его изорванная рубашка распахнулась и стала видна жуткая мозаика шрамов, покрывающая тело от талии до левого плеча. Все потрясенно уставились на них, а Никлас тихо выругался.

— Его ранило шрапнелью в битве при Саламанке, — мрачно заметил Рэйф — Как видно, ему досталось куда крепче, чем он говорил.

Сознание частично вернулось к Майклу, так что когда Рэйф и Люсьен положили его руки себе на плечи, он не повис на них мертвым грузом, а смог слегка опереться на ноги.

Никлас надел чулки и башмаки, затем поднял с земли кнуты. Когда он и Клер направились вслед за остальными к дому, она мысленно поблагодарила Бога за то, что дуэль не закончилась ничьей смертью. Однако большого облегчения она не испытывала, ибо опасалась, что Рэйф и Люсьен правы: сегодняшний поединок не охладит ярости лорда Майкла.

Никлас отказался от предложенных повязок и мазей, однако согласился взять у Рэйфа свободный плащ, так как о том, чтобы вновь облачиться в сшитый точно по фигуре фрак, не могло быть и речи. Через несколько минут он и Клер уже ехали в карете домой. Собравшиеся на балу гости все еще были так заняты празднованием победы над Наполеоном, что никто и не посмотрел в их сторону, когда они выходили из особняка.

Пока карета громыхала по улицам Мэйфера, они не разговаривали. Никлас сидел на противоположной от Клер стороне, на краю сиденья, чтобы не прислоняться к его спинке. Помогая девушке сойти у дверей Эбердэр-Хауса, он двигался скованно и неловко.

— Прежде чем вы ляжете в постель, я хочу промыть и перевязать ваши раны, — сказала Клер, когда они вошли в дом, и посмотрела на Никласа строгим учительским взглядом. — Я знаю, что вы любите играть роль стоика, но всему есть предел.

Он криво усмехнулся.

— Согласен, я действительно на пределе. Где вы хотите устроить врачебный кабинет?

— Думаю, лучше всего подойдет ваша комната. Я переоденусь и приду, когда Полли принесет бинты и необходимые снадобья.

Клер отправилась в свою комнату, где нашла прикорнувшую в кресле горничную. Та немедленно проснулась, помогла Клер раздеться и пошла за лекарствами и бинтами.

Синее шелковое платье оказалось безнадежно испорчено — оно было перепачкано землей и покрыто пятнами крови Майкла Клер надела свою практичную фланелевую ночную рубашку и красивый красный бархатный халат, сшитый для нее в Лондоне. Расчесав волосы щеткой и заплетя их в нетугую косу, она стала ждать возвращения Полли.

Нервное напряжение, которое помогало девушке держаться во время дуэли и потом, во время поездки домой, спало, и она вдруг почувствовала себя совершенно обессилевшей. Клер откинулась на спинку кресла с подголовником и прижала руки к вискам. Ее сотрясала дрожь, разом навалились воспоминания обо всем, пережитом этой ночью. Наверное, ни один удар кнута, нанесенный во время дуэли, никогда не изгладится из се памяти. А если бы лорд Майкл настоял на своем и они с Никласом дрались бы на шпагах или пистолетах?.. Клер еще раз содрогнулась и попыталась повернуть свои мысли в другое русло.

Хотя вначале, когда Майкл у нее на глазах напал на Никласа, она готова была убить его, теперь, когда дуэль закончилась, ей стало до боли жаль майора. Пусть его нелепые обвинения в адрес Никласа, упоминание о якобы нанесенном ему, Майклу, страшном оскорблении — всего лишь плод больного ума, сам он, очевидно, искренне в них верил, ибо мука, написанная на его лице, была неподдельной. Клер вздохнула. Майкл был не первым солдатом, рассудок которого повредила война, и — увы — не последним.

Возможно, со временем его помутившийся разум прояснится, во всяком случае, она на это сильно надеялась.

Но до того, как сие случится, Майкл остается очень опасным. Хотя Никлас не считал своего старого друга способным на хладнокровное убийство, Клер не была в этом так уверена. Пожалуй, пора бы уже им возвращаться домой, в Уэльс. В одной из своих язвительных реплик Майкл намекнул, что не стал бы специально разыскивать Никласа; если повезет, то все получится точно по поговорке: с глаз долой — из сердца вон.

Когда Полли вернулась с подносом, на котором лежали бинты, лекарства и стояла миска с теплой водой. Клер с трудом заставила себя подняться с кресла. Взяв у Полли поднос, она отослала служанку спать, а сама отправилась по коридору к спальне Никласа. Дверь была слегка приоткрыта, поэтому девушка без стука отворила ее и вошла.

Никлас стоял на коленях возле камина и подбрасывал в огонь уголь. Увидев его. Клер едва не выронила поднос — ей показалось, что он совершенно голый. Но, присмотревшись, она заметила на нем что-то вроде набедренной повязки из полотенца — абсолютный минимум, требуемый приличиями, но явно недостаточный для ее душевного равновесия.

Видеть вблизи это красивое мускулистое тело, которым она, стыдясь, исподтишка любовалась, когда он плавал вместе с пингвинами, — от этого ей стало не по себе. Но еще больше Клер обеспокоил вид кровавых следов от кнута. Несколько запоздало она поняла, что Никлас разделся лишь для того, чтобы она могла обработать его раны. Эта мысль придала ей спокойствия: она здесь в качестве сиделки, а не любовницы.