Забытые герои Монпарнаса. Художественный мир русско/еврейского Парижа, его спасители и хранители - Алек Эпштейн

М. Кастель шел иным путем, представив в ноябре 1948 года на первой выставке группы «Новые горизонты» в Тель-Авивском музее работу «Жертвоприношение Исаака» и оставаясь верным идее поиска художественных форм выражения библейских сюжетов и мотивов на протяжении всей своей последующей жизни.

После провозглашения государственной независимости Израиля основным местом жительства и работы М. Кастеля стал Тель-Авив. При этом на протяжении многих лет он имел студии в Париже и Нью-Йорке, куда регулярно возвращался: его первая выставка в Париже прошла еще в 1927 году, в Нью-Йорке — ровно четверть века спустя, и в 1950–1980-е годы он часто выставлялся в этих мировых художественных центрах, с начала 1960-х годов имея эксклюзивные контракты с галереей Карла Флинкера (Galerie K. Flinker) в Париже и с галереей Лефевр (Lefevre Gallery) в Нью-Йорке430.

Прекрасный музей в Маале-Адумим появился почти случайно. Как рассказывала вдова художника Била, в 1981 году они ехали по дороге на Мертвое море и увидели на вершине холма строительную технику и новые здания — нынешний город Маале-Адумим только начинали возводить, в 1982 году в нем обосновались первые жители. Остановившись и поднявшись на холм, Моше и Била были поражены открывшейся оттуда панорамой пустыни и видом на иерусалимские горы. Уже немолодой художник почувствовал, что именно в этом месте, где тогда еще, повторим, не было практически ничего, он хотел бы увидеть музей своих картин. Власти выделили земельный участок для будущего музея, и в декабре 1982 года Моше Кастель написал: «Я даю зеленый свет строительству дворца в Маале-Адумим, нашего Тадж-Махала»431.

Увидеть, однако, этот дворец ему не довелось: в 1991 году художник умер, а работы по строительству и созданию музея затянулись почти на тридцать лет, значительную часть из которых не происходило просто ничего: деньги на строительные и отделочные работы не выделялись, и недостроенное здание годами простаивало. Впрочем, в итоге здание было построено замечательное, экспозиция выстроена куратором Аллой Черняк логично и убедительно, мебель и освещение подобраны очень профессионально. К сожалению, за шесть лет работы музея достойный альбом-каталог его собрания так и не был издан. В музейном киоске посетителям предлагают альбом о творчестве художника, изданный в Швейцарии в 1968 году, и еще один, выпущенный к выставке в Кнессете в 1984 году. Оба они очень слабо соответствуют собранию, представленному в стенах музея в Маале-Адумим: подавляющее большинство репродуцированных в них работ не находятся в собрании музея, а почти все картины, которые видят посетители в музее, не воспроизведены ни в одном из этих альбомов.

II

Музей, открытый в феврале 2010 года в Маале-Адумим, стал шестым персональным музеем того или иного израильского художника и третьим в стране музеем мастера, обожженного духом межвоенного Монпарнаса. Первым стал открытый в 1977 году в Хайфе дом-музей Мане (Иммануэля) Каца (1894–1962). До тех пор музеев, посвященных отдельным художникам, в Израиле не было, но в начале 1980-х в Иерусалиме был открыт музей Анны Тихо (1894–1980), а в 1983 году в Тель-Авиве появился музей Реувена Рубина (1893–1974); в 1998 году в том же городе был открыт музей Нахума Гутмана (1898–1980). Музеи Мане-Каца, Анны Тихо и Реувена Рубина созданы в домах, в которых жили эти художники, причем в первом случае создание музея было оговорено за двадцать лет до того, как он открыл свои двери: муниципалитет Хайфы в 1958 году предоставил Мане-Кацу дом с условием, что после его кончины он не перейдет по наследству кому бы то ни было, а станет музеем432. Музеи же Гутмана и Кастеля созданы там, где эти художники никогда не жили; в обоих случаях коллекции их работ были безвозмездно переданы членами семей художников. Можно вспомнить и об открывшемся в 1995 году в Яффо музее, созданном художником и скульптором Иланой Гур в своем доме; в нем представлены как работы самой Иланы Гур, так и собранная ею коллекция, значительная часть которой — работы израильских художников. Нет сомнений в том, что все эти люди — крупные имена на художественном небосклоне еврейского и мирового искусства, получившие признание, выразившееся как в многочисленных выставках в музеях разных стран, так и в сравнительно высоких ценах на их работы на аукционах. Однако нельзя не отметить, что в истории израильского искусства есть немало других значимых имен — например, Хаим Гликсберг, Иосиф Зарицкий, Менахем Шеми, Циона Таджер, Лео Рот, Марсель Янку, Авигдор Стеймацкий, Мордехай Ардон, Яаков Векслер, Йосл Бергнер, Зеэв Кун... Нет и музеев еврейских художников Монпарнаса: масштабные выставки Марка Шагала и Хаима Сутина были организованы в самое последнее время в Париже, но не в Израиле, где единственной подобной экспозицией за много лет стала сравнительно небольшая обзорная выставка художников «Парижской школы», прошедшая в 2012 году в музее Мане-Каца (ее куратором была Светлана Рейнгольд, очень много делающая для того, чтобы сохранить память о художниках «еврейского Монпарнаса» в еврейском государстве).

Ил. 88. Мане-Кац, 1948 г. Фотограф неизвестен. Фото воспроизведено в статье: Mane-Katz // Encyclopaedia Judaica (Jerusalem: Keter Publishing, 1972. Vol. 11. P. 870)

Биография Мане-Каца существенно отличается от судьбы Моше Кастеля: едва ли не единственное сходство между ними состоит в том, что они оба выросли в еврейских религиозных семьях (Мане-Кац — в Кременчуге, Кастель — в Иерусалиме), но отправились учиться живописи в Париж, когда им было девятнадцать (столько же было и оказавшему большое влияние на творчество Мане-Каца Хаиму Сутину, когда он в 1912 году добрался до Парижа). Мане-Кац, правда, был существенно старше, вследствие чего в Париже он оказался уже в 1913 году433, тогда как Кастель — на четырнадцать лет позже. Оба они окончили свои дни и похоронены в Израиле. Но если Моше Кастель прожил в Париже тринадцать межвоенных лет, позднее, в 1950–1980-е годы, приезжая туда на более или менее долгое время, будучи при этом жителем и гражданином Израиля, в художественную жизнь которого он был активно вовлечен, то ситуация с Мане-Кацем была иной. Хоть он и довольно регулярно бывал в Палестине/Эрец-Исраэль начиная с 1926 года, в Государстве Израиль Мане-Кац жил лишь в самые последние годы жизни, сохраняя при этом и свою парижскую студию. Однако, как и Моше Кастель, Мане-Кац был связан с еврейским бытом и искусством. Он долгие годы коллекционировал предметы иудаики, и многие его полотна посвящены еврейскому фольклору, иудейским символам и библейским сюжетам.

Как и Марк Шагал, Мане-Кац провел годы Первой мировой войны в России: в 1915–1917 годах оба они жили и совершенствовали свое мастерство в Петрограде, а после революции каждый из них вернулся на свою родину: Марк Шагал — в Витебск, Мане-Кац — в Кременчуг, откуда перебрался в Харьков. В Париж и Мане-Кац, и Марк Шагал смогли вернуться только в 1922 году.

Мане-Кац впервые посетил Палестину в 1928 году. О своих впечатлениях он рассказал в письме, напечатанном в газете «Рассвет», издававшейся в Париже под редакцией В. Жаботинского.