Исследование авторитарной личности - Теодор Людвиг Визенгрундт Адорно

Следует также упомянуть, что лояльность является единственным моральным свойством, которое в его глазах имеет большее значение: может быть, она должна компенсировать его эмоциональную бедность. Лояльность означает для него, вероятно, полную и безусловную идентификацию человека с группой, к которой он принадлежит случайно, полное слияние со своей группой и отказ от всех индивидуальных особенностей для блага «целого». Еврейских беженцев M108 упрекает в том, что они не были «лояльны по отношению к Германии».

Следующие схематичные наблюдения должны служить ориентиром среди синдромов N. Закостенелого N характеризуют сильные тенденции сверх-Я и насильственные черты. Отцовский авторитет и его общественные заместители, однако, часто вытесняются какой-либо коллективной картиной, которая, по-видимому, приняла архаическую форму братской орды Фрейда. Поступки против действительной или мнимой братской любви находятся под строгим табу. Протестующий N имеет много общего с «авторитарным» Н; самым важным отличием является далеко идущая сублимация идей отца, которая, сопровождаемая скрытой враждой против него, ведет «протестующего» к сознательному отказу от гетерономного авторитета вместо его признания. Решающим признаком является оппозиция против всего, что вызывает впечатление тирании. Под импульсивным N понимаются лица, у которых сильные импульсы Оно никогда не интегрировались с Я и сверх-Я. Находясь в постоянной опасности, что их либидная энергия их одолеет, они по-своему так близки к психозу, как и «фантазеры» или «манипулятивные» Н. У непринужденных Оно, кажется, мало подавлено, а скорее сублимировано до сочувствия. Сверх-Я развито очень хорошо, но, наоборот, отстают направленные вовне функции в остальном выраженного Я. Эти опрашиваемые иногда почти невротически нерешительны. Боязнь «обидеть кого-то или что-то» является одной из их главных черт. Тип естественного либерала можно понимать как то, что Фрейд считал идеальным равновесием между сверх-Я, Я и Оно.

В нашем примере широко представлены «протестующие» и «непринужденные». Однако, так как N, как мы еще раз подчеркиваем, в общем, меньше «типизирован», чем Н, мы будем избегать обобщений.

Мы начинаем с синдрома N, который имеет больше всего общего с общей структурой Н, и подключаем дальнейшие синдромы в соответствии с их более солидным и длительным «отсутствием предрассудков». Синдром, который первым привлекает наше внимание, бросается в глаза из-за чрезвычайно стереотипных черт, т. е. из-за структуры, при которой отсутствие предрассудка базируется не на конкретном опыте и которая интегрирована не в структуре характера, а выводится из общих внешних идеологических форм. Сюда относятся опрашиваемые, чья свобода от предрассудков, какой консистенции она ни была бы в качестве поверхностной идеологии, по отношению к структуре характера должна считаться случайной. Однако мы встречаем также лиц, ригидность которых имеет едва ли меньше отношения к структуре их характера, как это имеет место у определенных синдромов Н. Последний тип N, без сомнения, склоняется в своем отношении к тоталитаризму; но случайностью является до некоторой степени специальный вид идеологической формулы жизни, с которой он соприкасается. Нам встретилось несколько опрашиваемых, которые долгое время отождествляли себя с прогрессивным движением, таким, как борьба за права меньшинств, лиц, у которых такие идеи имеют насильственные черты, даже параноидные, маниакальные представления, и которые в отношении некоторых наших переменных показывали особенно ригидность и «тоталитаризм» мышления. Их почти невозможно было отличить от некоторых экстремальных Н. Всех представителей данного синдрома можно в одном или другом отношении рассматривать как противоположный тип синдрому Н, «поверхностный рессентимент» (тайная вражда). Момент случайности в их мировоззрении делает их предрасположенными в критической ситуации к «перемене фронта», как это наблюдалось при национал-социалистическом режиме у определенных радикалов. Часто их можно распознать по отсутствию интереса к вопросам меньшинств как таковых, так как их сопротивление направляется против предрассудка как основы в фашистской программе; однако иногда они видят только проблемы меньшинств. Клише и фразы они применяют едва ли в меньшей степени, чем их политический противник. Некоторые склоняются к тому, чтобы недооценивать проблему расовой дискриминации, просто объявляя ее побочным явлением классовой борьбы, из чего можно было бы сделать вывод о наличии у них самих подавленных предрассудков. Представителей данного синдрома можно найти, например, среди молодых «прогрессивных» людей, особенно студентов, персональное развитие которых не шло в ногу с принятой ими идеологией. Лучше всего этот синдром можно распознать по склонности выводить точку зрения на вопрос меньшинств из общих формул, вместо того чтобы ее выражать спонтанно. Часто приводятся также ценностные суждения, которые не могут основываться на действительном знании предмета.

Ее пустые слова, полные энтузиазма в адрес Литвинова, уже упоминались в главе II, в которой исследовалось стереотипное политическое мышление. То же самое, кажется, действительно и для ее утверждения, что она интернационалистка. Следующий ее риторический вопрос: «Разве я не истинная христианка?», типичен для дедуктивного мышления закостенелого N. Как к вопросам меньшинств, так, кажется, она подходит и ко всем другим проблемам.

В отношении несколько общей фразы «все люди равны» следует заметить, что кто свободен от стереотипности, тот скорее признал бы различия и судил бы о них позитивно. Возможно, она считает их «равными в глазах Бога» и выводит свою терпимость из этого распространенного мнения.

Насколько поверхностна ее прогрессивность, показало ее весьма агрессивное отношение к алкоголизму[69], который она называет одной из своих самых любимых тем и имеющий для нее почти то же значение, что и определенные параноидные идеи «фантазера» среди Н. В этой связи стоит вспомнить, что тесная связь между прогибиционизмом (сухим законом) и предубежденным мышлением была доказана Альфредом Мак Ли. Действительно, у нас много доказательств того, что эта закостенелая N имеет нечто большее, чем налет ментальности Н. Например, она считает свой статус весьма высоким, как это видно из одного замечания о ее дочери: