Паутина судьбы - Валентин Пушкин

– Звони. Я тебе очень сочувствую. Ужасно это все, страшно и грустно. Где его убили?

– Около офиса. Андрей выходил из машины. Какой-то человек выстрелил в него и скрылся. Вот и все.

– Держись, целую тебя, девочка. Стерпи.

– Хорошо, папа. До свидания, – и она положила трубку.

Соня позвонила, как и обещала, через три дня. Морхинин внутренне напрягся, будто ему предстоял важный разговор не с родной дочерью, а с каким-нибудь дотошным и недоверчивым следователем. Однако его музыкальный слух определил что-то вкрадчивое и непривычно целеустремленное в интонации, с которой дочь произнесла «Мне нужно кое-что у тебя узнать».

– Где мы увидимся? – спросил Валерьян Александрович, почему-то волнуясь. – Мне приехать к тебе или… как?

– Я приеду к тебе, – с некоей осторожностью почему-то сказала Соня. – И… нельзя ли как-нибудь спровадить твою Таисью Федоровну? Мне требуется конфиденциальность. Ты не обижаешься?

– Да нет. Таисья Федоровна в храме репетирует с хором. Скоро Рождество, потом Крещение. Я остался дома специально в ожидании твоего звонка.

– Спасибо. Я буду скоро, минут через сорок. Поеду на метро, чтобы не стоять в пробках. А потом мой шофер приедет к твоему подъезду.

Ровно через сорок минут звонок у входной двери. Морхинин вздрогнул, как перед чем-то неприятным. Вошла Соня в чужом потертом пальтеце. Шапочка тоже чужая, серая, шерстяная. Сапожки скромные, старомодные. В руках большая сумка, перехваченная широкими ремнями. Ничего не напоминало обычно модно одетую, слегка надменную бизнес-леди. Лицо похудело. Даже мороз не подействовал, бледненькая. Значит, страдает все-таки.

Морхинин обнял дочь, погладил по стройной узкой спине. Она размотала шарф и, как всегда, спокойно поцеловала отца в щеку.

– Я у тебя пальто сниму. Не хочу здесь, – Соня указала на общую вешалку.

– Да-да, проходи. Раздевайся, садись. Сейчас выпьем чаю. Или, может быть, поднимем по стопке за упокой души убиенного раба Божия Андрея?

– Нет, папа, не надо чая. Тем более спиртного. Давай поговорим. Скажи мне, ты знаешь довольно крупного бизнесмена… Зимникова? Вроде бы ты с ним учился в школе. Он с семьей постоянно проживает в Швейцарии. А здесь осуществляет какие-то финансовые проекты вместе со старшим сыном.

– Ты, наверно, имеешь в виду Зименкова… Это мой школьный товарищ, Юрий Иванович Зименков.

– Андрей последнее время был с ним в близком контакте. Они постоянно совещались. Я не имею никакой информации об их делах. Но Андрей однажды проговорился, что они затеяли очень крупное дело, какой-то всемирный проект, связанный с новейшими нанотехнологиями. Что-нибудь ты об этом знаешь?

– Я знаю от Зименкова очень мало. Но тебе открою то, что доступно моему примитивному в таких вопросах разуму. Первое – это некое феноменальное изобретение, совершенное сыном Зименкова Михаилом. Ему лет двадцать пять – двадцать семь. И сам Юрка… Юрий Иванович… в совершеннейшем восторге от талантов своего сына.

Соня почему-то поежилась, и Морхинину показалось – еще сильнее побледнела. Она достала из кармана красивого брючного костюма, который скрывался под бедным пальтецом, пачку иностранных сигарет. Вынула длинную, с золотым росчерком, бумажную трубочку. Щелкнула дорогой зажигалкой. Пустила дым белой струйкой, потом спохватилась:

– Ты не возражаешь? Ой, придет Таисья, сразу учует…

– Да ладно, кури, – сказал Морхинин и затем с застенчивостью некурящего попросил: – и мне дай-ка…

Они покурили вместе. Морхинин открыл форточку и снова уселся напротив дочери.

– Теперь по поводу контактов Зименкова с Андреем, – продолжал он. – Вот об этом я абсолютно ничего не знал. Но тебе, как его вдове и своей дочери, так и быть, поведаю. Суть открытия Михаила Зименкова каким-то образом проявляется, я думаю, в драгоценных кристаллах или в чем-то подобном, заключенном в металлическую капсулу. Это я фантазирую. Сам воочию я не имел возможности этого наблюдать. Капсула пока положена в мягкую сумочку, которая…

– Которая находится вон там, – Соня показала пальцем с серебристым маникюром на книжную полку, где тесно стояли шесть томиков Шекспира.

Морхинин остолбенел. Однако быстро оправился и подумал: «Ну и черт с ними, со всеми. С их всемирными проектами, драгоценными капсулами и прочей ерундой». У него врожденно не имелось никакой страсти к действиям, обещающим преуспеяние политического или финансового характера.

Говоря честно, в его неудержимо хлещущих литературных вымыслах, в глубинах его непоследовательной натуры он был одержим тщеславием и жаждой поэтического бессмертия, о чем никогда не признавался даже самому себе. Понимал: ему не дано такой судьбы. А в попытке заставить ее подчиниться своим замыслам он упустил время. Близок уже к старости. Его душевные силы слабеют, а физически он уже не может заставить себя писать по четырнадцать часов в сутки, подобно Бальзаку. Впрочем, и эта грандиозная усидчивость – тоже не гарантия литературного гения. Вон несколько худощавых книжечек Гоголя и Лермонтова, и этим сказано все. Тайна гения – неисповедима.

Морхинин взглянул на серебристый маникюр дочери и сразу расслабился. Беспечность заменило в его душе мрачное напряжение. Он даже слегка зевнул и потушил сигарету.

– Тебе сказал Андрей? – с интересом участника этой странной игры осведомился он у дочери.

– Нет, – Соня полезла в другой карман и достала небольшую бумажку. – Прочитай сам. Я нашла это в записной книжке мужа.

На листке из ежедневного фирменного календарика явно почерком Зименкова было начеркано косо: «У Валерьяна за Шекспиром». И дальше закорюченно: «Ю Зим…», а затем приписка: «Делай, как знаешь, мне все равно».

– Видишь ли, Сонечка, я понимаю, что после смерти Андрея ты становишься участником этого проекта. Твое дело, но… я обещал товарищу хранить сумку, пока он сам ее не потребует. Я, конечно, не делец, сам в ваши игры погружаться не собираюсь. Но мной руководит обещание, данное Зименкову. Он, кстати, подарил мне деньги, чтобы я мог издать сборник стихов.

– Сколько? – холодно произнесла Соня.

– Полторы тысячи долларов, – гордо похвастался Морхинин.

Соня достала из бумажника еще столько же.

– Ты хочешь меня подкупить? – раздувая ноздри, насмешливо спросил Морхинин у дочери.

– Нет, я хочу, чтобы твою книгу красиво оформили и чтобы тираж был приличный… А теперь, – продолжила замедленно бизнес-леди, протягивая отцу мобильный телефон, – позвони Зимни…

– Зименкову, – исправил Морхинин, взял мобильник и неловко набрал домашний телефон школьного товарища.

Какой-то испуганный женский голос, объявил, что Зименковы (отец и сын) здесь больше не проживают, а квартира выставлена на продажу.

– Чего? – не веря своим ушам, переспросил Морхинин. – С какого это вдруг рожна?..