Экипаж черного корабля - Федор Березин

И только теперь пыхнула вниз и в сторону сверхплотная воздушная подушка движителя «Ящера», а противофазники с трудом погасили ее мучительный вой. Втягивались, на ходу складируясь, внутрь тяжеленные, но столь спичечные сравнительно со всей гигантской конструкцией пушечные стволы. «Сонный ящер» двинулся в путь — на всякий случай он менял дислокацию, ведь, несмотря на солидность своего веса, он тоже был уязвим. Только одно делало его бессмертным — маленькие двуногие муравьи, болтающиеся в боевых амортизационных креслах. Славный это был симбиоз, и не важно, что он был искусственный, а не природный: с точки зрения отдельной клетки, и человек не самостоятельное живое существо, а скопление синхронно действующих бактерий.

И «Ящер» полетел вперед, туда, в протараненное гига-калибрами пространство.

…эти четверо были непревзойденными воинами, они не могли быть убиты в честном бою даже хранителями мира. Точно так же сего сына Дхритараштры не победил бы в честном поединке на палицах и сам Яма. Поэтому и применил я хитроумные средства, ведь иначе победа не досталась бы пандавам. Но не следует принимать близко к сердцу, что все эти герои сражены нечестно. Когда враги становятся многочисленными и опасными, их должно убивать хитроумными средствами, не так ли поступали древние боги, убивая асуров? Следуя примеру благочестивых, мы преуспели…

«Махабхарата, или Сказание о великой битве потомков Бхараты»

Итак, мы прибыли. Вы нас не ждали, а мы явились. И надо бы по этикету пожелать благосклонности богов тем, кто прозябает в этих холодных местах, но мы этого делать не будем. Устарел тот этикет, и яркие божества неба тоже исчезли вместе с его голубизной. Когда еще они выглянут и посмотрят на Гею снова? Если бы знать? За такое не жалко жизнь положить», — размышлял Лумис Диностарио, аккуратно подстраивая фокусировку массивного бинокля. Он совсем не опасался того, что увеличительные стекла выдадут его местоположение, послав по округе отраженный солнечный луч. Во-первых, уже много месяцев свет ни одной из звезд не заливал окрестности, а во-вторых, стекла бинокля были покрыты специальной матовой пленкой, исключающей подобные казусы. Одежда Лумиса тоже была не так проста, как могло показаться на первый взгляд: ткань содержала внутри специальные нити, страхующие от фиксации относительно простым локатором. Это была форма для «невидимок» — особого подотряда «людей-лягушек», береговых диверсантов, бойцов-ныряльщиков, целью тягостной жизни и геройской смерти которых являлись прибрежные укрепления ненавистной Брашпутиды. Когда-то, в укатившем в прошлое эпилоге Второй Атомной, Лумис Диностарио служил в спецвойсках Империи, однако ни в далеком тогда, ни тем паче сейчас, в сутолоке сегодняшних мытарств по обледенелым горам и долам Эйрарбии, он не относился к глазастым ночным ластоногим, любителям сутки кряду выгребать против течения и бесшумно, не моргнув глазом, вспарывать животы конкурентам-крокодилам в битве за удобную, заросшую мхом кочку, имитирующую подушку.

Спецформу отряд Диностарио прихватил в случайно подвернувшемся на дороге и, разумеется, с ходу захваченном подземном складе военно-морского снаряжения. Ох, сколько там имелось добра! Но сейчас, в вершащейся ныне Третьей эта одежда еще не пригодилась. Надо полагать, запасена она была для спланированной когда-нибудь Четвертой, а то и, даст Великий бог Эрр, Пятой Атомной войны. Далеко, очень далеко смотрит военная стратегия распластанной по материку Империи Эйрарбаков! Вот только этот склад НЗ не слишком здорово охранялся: расплатились за его взятие одним раненым человеком. Оставленные властями на произвол судьбы охранники не слишком рьяно бились за его запасы — это все-таки не продовольствие. Возможно, сражаться не пришлось бы вовсе, предложи Лумис пару ящиков тушенки за все, что его отряд будет способен вынести на плечах из вкопанных бункеров. Но сейчас, когда божественные светила перестали видеть творящиеся на Гее муравьиные поползновения, человеческая речь стала совсем редким аргументом в протекающих спорах.

А споры, не научные, а касающиеся дележки, возникали часто. Ведь сколько на придавленной пыле-дымовой подушкой Эйрарбии завалялось неподеленных материальных ценностей. Все-все это надо было оприходовать и утилизировать. Тяжелая работа, но самое интересное, несмотря на утомительность и крайнюю степень риска, брались за нее охотно, и от желающих потрудиться отбою не было. Кроме всего, это был абсолютно самоорганизующийся процесс — нечто вроде произошедшего когда-то на Гее самозарождения жизни. Кстати, ученые, некогда напрягавшие головы над последней проблемой, сейчас, конечно же, затаились: не стоило ломать копья над тем, что и так само собой подтвердится либо опровергнется в ближайший миллион циклов. Ведь скоро на поверхности планеты Геи никакая, самая завалящая бактерия не станет мешать новой фазе зарождения. Вот только надо дождаться, когда радиационный фон спадет до приемлемой цифры. С другой стороны, крайне интересен и не исследован еще один вариант. Что, если произведенный в пределах Геи-мамы эксперимент выкристаллизует из подвергнутой обработке биомассы новый вид или даже виды, способные получать от изотопов дополнительную жизненную энергию?

Короче, наука, вроде бы утвердившаяся в мысли о конечности достижимых для обработки знаний, внезапно получила безбрежное поле для предположений. Тем более что раскидистость этого поля растянулась в бесконечность, ибо сама наука, призванная решить все и вся, вдруг перестала существовать, точнее, преобразилась в остатки брошенных там и тут интеллектуальных центров, ожидающих своей очереди на прихлопывание по мере выявления или просто уточнения своего местоположения и трансформации своей сущности в маленькие метки на оперативных картах противника. Так что, несмотря на массу новых возможностей по части направлений исследований, для науки тоже наступили не лучшие времена. Третья Атомная, как деструктивный фактор, успевала работать во всевозможных направлениях.

Сам Лумис Диностарио в какой-то мере тоже являлся одним из деструктивных факторов, скорее факториков, факторчиков, ну совсем малюсенькой пылинкой-завихрением на фоне больших катаклизмов. Догадывался ли он об этом? Скорее всего да. Кто он, этот небольшой смерчик деструктивности, живая, подвижная молекула на теле подвергнутого опустошительной атаке материка, маленькое, заточенное жизнью и убеждениями острие копья, собранного из соратников и просто прибившихся к отряду бессмысленно и бездумно шаставших ранее по округе громил. Он мыслящий микроб, затаившийся в скальном выступе обточенной ветрами, жаром, холодом и миллионами циклов прошлого горы, в свою очередь накрытой страшной чернотой пыльного одеяла вывороченной откуда-то почвы, дымной периной, взбитой взрывами до стратосферных высей. Нет, он песчинка, не осознающая до конца не только своей микробной сущности, но и игрушечной кругластости всего своего мира, мечущегося по странной орбите между тремя пыхающими жаром и кичащимися друг перед другом неохватными рукавами-протуберанцами газовыми шарами, не помнящими, что сами они атомная пена расплесканной в бесконечности, перестоявшейся в сингулярности закваски. И вот тот самый полувиртуальный микрон, спрятанный в этой нашинкованной одна в другую иерархии предметов, он еще что-то решал, на кое-что надеялся и даже планировал, каким образом сцепить друг с дружкой какие-то фактики и шевеления, дабы результат совпал с предначертаниями из его лилипутской головы.