Хроноагент - Александр Калачев

Ее явно пугает этот неимоверно долгий путь. Словно его вновь надо будет преодолевать пешком, по ночам, прячась от немцев и побираясь на хуторах.

— Да туда еще добраться надо, — тихо говорит она.

— Вот что, — говорю я и встаю. — Вижу, вы все равно есть не будете, пока дети не поедят. Пойдемте со мной.

— Куда? — испуганно спрашивает она.

— Пойдемте, пойдемте. Здесь недалеко.

Она бросает взгляд на детей, которые уже уплетают гуляш с макаронами, и, успокоившись, встает.

В штабе я подхожу к Жучкову и достаю финансовый аттестат.

— Григорий Николаевич, оформите выдачу моего денежного довольствия в полном объеме Наталье Анатольевне. Как ваша фамилия?

— Фридман, — отвечает женщина, глядя на меня недоуменным взглядом.

Жучков тоже смотрит на меня, ничего не понимая. Коротко объясняю суть дела. Подполковник кивает головой и сочувственно смотрит на женщину. Я добавляю:

— И вот еще что. Аттестат, за вычетом небольшой суммы — на курево, мыло и прочее, ну, сами прикиньте, сколько надо, переведите на ее имя. А вы, Наталья Анатольевна, когда устроитесь на месте, дела все уладите, сами дадите знать, когда вас снять с довольствия. Хорошо?

— Нет, извините, — качает головой Фридман. — Товарищ командир, как вас зовут?

— Андрей. Андрей Алексеевич Злобин.

— Андрей Алексеевич! Я такое принять от вас не могу! За кого вы меня принимаете?

— За вдову красного командира, мать двоих детей, которая намучилась за эти четыре месяца сверх всякой меры и которой надо помочь чем возможно. Извините, что не могу больше.

— А вы? Сами-то вы как будете?

— Я же сказал, чтобы товарищ подполковник оставлял мне нужную сумму.

— А ваши родные? Вы же от них отрываете.

— У меня, как и у вас, никого нет: ни родителей, ни братьев, ни сестер.

— А жена, дети?

— Нет у меня никого.

— Невеста будет!

— Уже не будет. И кончим этот разговор! Оформляйте, товарищ гвардии подполковник, — говорю я и выхожу из штаба.

Уже в дверях слышу, как Жучков тихо говорит Наталье Анатольевне:

— У него жена неделю назад…

На стоянке нахожу молодых летчиков. Они о чем-то спорят, но при моем появлении замолкают. Я подхожу и кладу руки им на плечи.

— Вот что, орелики. Вы на меня не серчайте, отчихвостил я вас для вашей же пользы.

— Да что вы, товарищ гвардии капитан! — начинает Гордеев.

— Я уже говорил, что, когда мы не в строю и не в бою, я для вас — Андрей, в крайнем случае Андрей Алексеевич. А сказать я хочу вам вот что. Вылет сейчас будет особый. Мы с Сергеем будем искать непораженное бензохранилище. Поэтому и направление, и высоту менять будем резко и неожиданно. Будьте вдвойне внимательны. “Мессеров” там будет, как всегда, с избытком. Чуть оторветесь — растерзают. Ясно?

— Ясно.

— И вот еще что. В следующий вылет вы не пойдете. И не возражайте! Вы его просто физически не выдержите. Это решение командира полка. Вам, ребятки, еще тренироваться и тренироваться. О чем я сегодня вам и говорил. Нам, истребителям, как спортсменам, надо хорошую форму поддерживать. А форму эту надо набирать постепенно. Кстати, — я смотрю на Трошина, — я заметил, что кое у кого боевые вылеты аппетит отбили. Оставляет обед недоеденным. Для восстановления аппетита могу отстранить от боевой работы.

— Андрей Алексеевич! — протестует Трошин. — Да как прочитаешь письмо из дома, кусок в горло не лезет. В тылу дети голодают, а нас как на убой откармливают.

— Не на убой, а на победу! Думаешь, те, кто нормы составляет, — дураки? Или считаешь, что такие нормы тебе дают за кубики в петлицах да за красивые глазки? Черта с два! Эти нормы тебе дают не за кубики, а вот за эти крылышки, — показываю я на авиационные эмблемы. — Если тебя на наземный паек посадить, ты много не налетаешь. Так что, Игорек, кончай дурью маяться. Этот кусок потому у детей отбирают и тебе отдают, чтобы ты ни одного фашистского самолета до этих детей не допустил. Лишнего нам не дадут. Понятно?

— Понятно.

— Ну, за ужином я посмотрю, как ты понял.

Иду к своей стоянке. Иван докладывает о готовности “Яка” к вылету. А я, вспомнив, говорю:

— Иван, в нашей избе под нарами в моем вещмешке лежат десять банок тушенки и шмат сала. Я их у интенданта выменял, к свадьбе заначил, да и забыл про них. Отдай все это Наталье Анатольевне с детишками. Добро?

— Добро, командор! — Иван понимающе улыбается и помогает мне застегнуть парашютную систему.

Замечаю, что из штаба вышла Фридман. Она начинает оглядываться по сторонам. Наверное, меня ищет. Ухожу за машину, чтобы не увидела. Не хватало еще, чтобы она стала меня сейчас благодарить или отказываться. Не обнаружив меня, она останавливает какого-то солдата и расспрашивает его. Тот показывает рукой на мою стоянку. Наталья Анатольевна направляется ко мне. В этот момент на пороге штаба появляется Жучков с ракетницей. Взлетает зеленая ракета. Я быстро залезаю в кабину и пристегиваюсь. Крошкин хлопает меня по плечу, помогает закрыть фонарь и спрыгивает на землю.

На рулежке оглядываюсь. Маленькая мужественная женщина стоит на стоянке и смотрит мне вслед. В сердце кольнуло. Почти как Ольга. Она машет мне рукой. К ней подходит Иван и что-то говорит. Фридман испуганно оборачивается и резко опускает руку. Я усмехаюсь. Наверняка Иван сказал ей: “Не надо. Плохая примета!”

Взлетев, эскадрилья занимает свое место в строю. Полк ведет Федоров. Лосева вызвали в штаб дивизии. Через несколько минут в точке рандеву, на четырех тысячах, встречаем полк “Пе-2” и занимаем место в походном охранении. Моя эскадрилья прикрывает нижний передний сектор. Еще пятнадцать-двадцать минут полета, и под нами открывается Рославль. Станция разбита в щебень. Во многих местах очаги пожаров. Но горит вяло. Ясно, что основное бензохранилище до сих пор не обнаружено.

Наша эскадрилья отрывается от строя, снижается до пятисот метров и широким фронтом проходит над станцией. Нет. Ничего не видно. Снова уходим на высоту и занимаем свое место в боевом порядке прикрытия. И вовремя. В наушниках звучит команда Федорова:

— “Сохатые”! Внимание! Справа “мессеры”! Первая! Атакуйте! Вторая! Отсечь от “пешек”!

Первая эскадрилья обрушивается на “мессеров” сверху, а мы уходим в сторону солнца с набором высоты. Наша задача — отразить атаки тех “мессеров”, которые все-таки прорвутся к “пешкам”. Первая ломает строй немцев. Третья вносит в их действия сумбур. А Федоров с четвертой обрушивается на “мессеров” с тыла. Три фашиста добавляют свой дым к дыму пожарищ.

Наши пикировщики принимают боевой порядок и начинают работать. Они бомбят все мало-мальски подозрительные объекты. Но желаемого результата все еще не видно. Я делю внимание между небом и землей. Только обнаружу что-либо подозрительное, а “пешки” уже пикируют туда. Видимо, Сергей опережает меня. Недаром он лучший разведчик дивизии.