Очень краткая история мира - Джеффри Блэйни

Даже в процветающих городах жизнь семей с регулярным доходом была нестабильной, по нынешним представлениям. В английском городе Йорке семья из пяти человек с самым низким уровнем доходов не могла позволить себе такую роскошь, как пиво, табак, газета за полпенни или почтовое отправление. Их недельной платы не хватало на то, чтобы положить монетку на блюдо для пожертвований в церкви, и они не могли позволить себе подарок детям на Рождество, если только сами не изготовляли этот подарок. Иногда им приходилось относить выходную одежду ростовщику в понедельник, чтобы выручить денег на еду до следующего дня выплат. Для семьи, с кормильцем которой происходил несчастный случай на работе или приступ болезни, потеря заработка была катастрофой. Если муж умирал, жене приходилось брать постояльцев (если в доме была свободная комната) или стирать белье. При известной доле везения она могла снова выйти замуж.

Было одно утешение. Уровень жизни у этих семей был, как правило, более высоким, чем у их сельских дедов и прадедов. Кроме того, они жили дольше, комфортнее и имели больше возможностей получить образование.

Растущее стремление к равноправию выражалось в требовании начального образования для всех детей и в осуществлении принципа, в соответствии с которым все молодые люди должны служить в армии. Оно также вырвалось на религиозную арену. Прежде большинство правительств отдавали уверенное предпочтение представителям официальной религии. В Британии еще в 1820 г. закон подчеркивал неравноправие религий. Так, католики и иудеи не имели права голоса и не могли заседать в парламенте, а баптисты и большинство методистов не имели права преподавать в университетах. Последователей этих нонконформистских религий не могли обвенчать в собственных церквях собственные пасторы. Однако еще задолго до конца столетия последователи всех религий стали во многих отношениях равноправными на Британских островах, но не в каждом европейском государстве.

Европейский порыв к равноправию выразился также в растущем недоверии к наследственным правам и предпочтению некоторых форм республиканского устройства. Венеция в течение столетий оставалась влиятельнейшей аристократической республикой, но возникновение могущественных Соединенных Штатов и новой цепи южноамериканских республик возвестило о наступлении новой республиканской эры во всем мире. Франция после отмены, а затем реставрации монархии стала в 1870 г. последовательной республикой. Китайская монархия, возможно, самая долгоживущая в мире, сменилась республикой в 1912 г. В большинстве европейских государств монархии, сильно ограниченные во властных полномочиях, номинально сохранились; однако в результате массовых волнений в конце Первой мировой войны три из могущественных монархий Европы были свергнуты и больше уже не восстановились. Большинство новых государств, возникших в Европе после этой войны, избрали республиканскую форму правления.

БУТЫЛКИ РАВНОПРАВИЯ

Жажда равенства была отличительной чертой эпохи, но этот ярлычок прилепляли к бутылкам разных форм и размеров. Некоторые бутылки, продаваемые с такой этикеткой, содержали пенное пиво неравенства. В одной из таких бутылок был национализм. Каждый гражданин государства, находясь в обществе своих соплеменников, мог чувствовать себя единым и равным с ними, но это чувство не всегда распространялось на представителей других национальностей. Восторженно воспринимая идеи равенства, люди не всегда готовы были соотнести их с представителями других социальных слоев, отказывали они в равноправии и недавним иммигрантам.

Интересы равноправия часто приходили в столкновение с расовыми предрассудками, свойственными многим европейцам. Характерная черта второй половины XIX столетия — увлечение расовыми теориями — была следствием необычного сочетания разных факторов. Это было столетие интенсивных поисков общих законов развития человечества — и уверенности в том, что эта общность будет найдена. В то же самое время беспрецедентная активизация контактов между людьми, долгое время разделенными — и географически, и культурно, — показала, что различия действительно существуют (и тогда этих различий было, вероятно, гораздо больше, чем в наши дни). Большая часть высказываний по расовым вопросам была нейтральной, но некоторые — агрессивными.

Жители Западной Европы были зачарованы собственным прогрессом в этот век пара и обязательного образования. С высоты своего положения им легко было думать, что они обладают врожденным превосходством — и духовным, и физическим, — и так же будет и впредь. Они не сомневались в том, что их цивилизация значительно опережает североафриканскую и даже китайскую; и в материальном отношении она действительно ушла далеко вперед.

Многие из тех, кто считал особенной собственную ветвь европейской цивилизации, были романтиками, и часто весьма одухотворенными. Многие стремились нести свою культуру цветным жителям собственных колоний. То, что эта приливная волна расистских и националистических идей может быть чревата серьезными угрозами, не осознавали почти нигде в Европе.

В конечном итоге жертвами наплыва подобных идей стали евреи, но в 1900 г. серьезных признаков того, что волна окажется разрушительной и зловещей, почти нигде, кроме Российской империи, не наблюдалось. Евреям впервые позволили выдвинуться на передовые позиции общественной жизни во многих европейских странах. Казалось, они относились к числу тех, кто извлек особые преимущества из расцвета идей равноправия, характерного для того времени. Германия казалась относительно дружественной к ним страной, и тысячи евреев эмигрировали в немецкие города, где облагородили профессиональную и интеллектуальную жизнь, достигли значительных успехов в музыке, живописи и литературе, построили красивые синагоги.

Евреи жили по преимуществу в Центральной и Восточной Европе. На широкой полосе территории, протянувшейся от Балтийского до Черного моря на 1200 километров, евреи в среднем составляли 10% всего населения каждого крупного региона. Этой территорией по преимуществу управляла Россия, которая, в отличие от большинства европейских государств, жестко ограничивала евреев в правах. Они должны были жить в особых районах, за так называемой «чертой оседлости», и не могли заниматься определенными профессиями.

Евреи легко идентифицировались как народ, поскольку днем религиозного поклонения у них была суббота. Из религиозных соображений они говорили и писали на своем языке, иврите, а в повседневной жизни обычно разговаривали на идише — диалекте средневековой Германии. В отдельных европейских кругах они служили мишенью для христианских предрассудков, на них смотрели как на потомков тех, кто якобы распял Христа. Некоторые европейские богословы и интеллектуалы даже утверждали, что Христос не был евреем.

Евреи часто преуспевали как банкиры и заимодавцы. Отчасти антисемитизм, особенно в годы затяжной безработицы, имел экономический оттенок. Он был направлен против богатых евреев, составлявших ничтожное меньшинство, или против евреев-ростовщиков в небольших городках Восточной Европы.

В конце XIX столетия доля евреев, достигших больших высот в искусствах, науках, медицине, юриспруденции, была огромной по отношению к общей их численности в Западной Европе. В Англии, где евреев жило не так много, они могли занимать высокие государственные должности. Консервативный премьер-министр Англии в 1874-1880 гг., красноречивый Бенджамин Дизраэли, был потомком итальянских и португальских евреев, а его отец в молодости часто посещал синагогу.