Перед изгнанием. 1887-1919 - Феликс Феликсович Юсупов

С помощью слуги я уничтожил все следы крови, которые могли нас выдать.

Прибрав и почистив квартиру, я вышел во двор. Мне нужно было предпринять меры, чтобы объяснить выстрелы. Вот что я изобразил: один из гостей напился сверх меры и, выйдя, вздумал стрелять по одной из сторожевых собак.

Я вызвал двух слуг, присутствовавших при развязке драмы, и объяснил им, что произошло на самом деле. Они выслушали молча, потом пообещали сохранить секрет.

Было около пяти часов утра, когда я вышел из дома и отправился во дворец великого князя Александра Михайловича.

При мысли, что сделан первый шаг для спасения России, я чувствовал себя полным смелости и уверенности.

Войдя в комнату, я застал там брата моей жены, князя Федора, который не мог уснуть, с тревогой ожидая моего возвращения.

– Слава Богу, наконец ты… – сказал он. – Ну, что?

– Распутин убит, – ответил я, – но сейчас не могу говорить, я падаю от усталости.

Предвидя, что на следующий день меня ожидают допросы, обыски, даже преследование, и мне нужны будут все мои силы, чтобы это вынести, я отправился спать и крепко уснул.

Глава XXIV

Допросы. – Во дворце великого князя Дмитрия. – Разочарование

Я спал до десяти часов.

Едва я открыл глаза, пришли доложить, что генерал Григорьев, шеф полиции нашего квартала, хочет меня видеть по очень важному делу. Я быстро оделся и вышел в соседнюю комнату, где меня ждал генерал.

– Ваш приход, – сказал я, – видимо, вызван стрельбой во дворе нашего дома.

– Именно. Я пришел узнать от вас все подробности этого дела. Вчера вечером

Распутина не было среди ваших гостей?

– Распутин никогда у меня не бывал, – ответил я.

– Поскольку револьверные выстрелы были услышаны в тот самый момент, когда стало известно о его исчезновении, градоначальник приказал мне немедленно выяснить, что произошло у вас этой ночью.

Такое соединение выстрелов на Мойке с исчезновением Распутина могло иметь тяжелые последствия. Я должен был подумать, прежде чем ответить, и внимательно взвесить свои слова.

– Но откуда вы узнали, что Распутин исчез?

Из слов генерала Григорьева следовало, что городовой, испугавшись, решил сделать рапорт своему начальству и передал неосторожные слова Пуришкевича.

Я постарался сохранить безразличное выражение. Я был связан клятвой, которой мы обменялись, не разглашать наш секрет ввиду серьезности политической обстановки, и мы еще надеялись скрыть правду.

– Я счастлив, генерал, – сказал я, – что вы сами пришли разобраться, поскольку было бы жаль, если бы рапорт полицейского, который плохо понял, что ему сказали, возбудил досадные недоразумения.

Затем я изложил ему басню про собаку и револьверные выстрелы пьяного гостя, прибавив, что, поскольку полицейский прибежал на звуки выстрелов, Пуришкевич, единственный из гостей, который еще не уехал, обратился к нему и что-то стал очень быстро говорить.

– Не знаю, о чем они говорили, – заключил я, – но после того, что вы мне сами сказали, полагаю, что Пуришкевич, будучи пьян, может быть, стал говорить о собаке, сравнивая ее с Распутиным, и выражал сожаление, что это собака убита, а не «старец». Очевидно, агент ничего не понял из его слов.

Мое объяснение, казалось, его удовлетворило, но он хотел знать, кто, кроме великого князя и Пуришкевича, был у меня в гостях.

– Предпочитаю не называть их имена, – ответил я, – поскольку я бы не хотел, чтобы столь незначительное дело доставило им скуку допросов.

– Очень благодарен за сообщенные вами подробности, – сказал генерал. – Я передам градоначальнику все, что вы сказали.

Я просил его заверить градоначальника, что хотел бы его увидеть и прошу назначить мне свидание.

После отъезда шефа полиции мне сообщили, что мадемуазель Г. просит меня к телефону.

– Что вы сделали с Григорием Ефимовичем? – закричала она.

– Григорием Ефимовичем? Что за странный вопрос!

– Как?.. Разве не у вас он вчера провел вечер? – спросила мадемуазель Г. голосом, выдававшим ее чувства. – Но где же он? Ради Бога, приходите скорее, я в ужасном состоянии.

Перспектива разговора с ней была мне очень мучительна. Но я не мог отказаться, и спустя полчаса вошел в ее гостиную. Она кинулась ко мне и сказала приглушенным голосом:

– Что вы с ним сделали? Говорят, что он убит у вас, и даже, что это вы его убили.

Я постарался ее успокоить и рассказал ей историю, которую придумал.

– Все это ужасно, – сказала она. – Императрица и Аня уверены, что вы его убили у себя этой ночью.

– Позвоните в Царское Село, – попросил я, – чтобы императрица приняла меня; я ей все объясню. Только скорее.

По моему желанию, мадемуазель Г. позвонила в Царское Село, откуда ответили, что Ее Величество меня ждет.

Я был готов отправиться к императрице, когда мадемуазель Г. подошла ко мне.

– Не ездите в Царское Село, не ездите, – сказала она умоляющим голосом. – С вами беда будет, вам не поверят, что вы невиновны. Они все потеряли головы. Они злы на меня и обвиняют в предательстве. Ах! Зачем я вас послушала? Мне не следовало звонить в Царское Село. Вы не можете туда ехать!

Ее тревога меня тронула. Я чувствовал, что она беспокоилась не только по поводу исчезновения Распутина, но также и по поводу опасности, грозившей мне.

– Храни вас Бог, – сказала она тихо, – я буду за вас молиться.

Я выходил из гостиной, когда зазвонил телефон. Звонила Вырубова из Царского Села. Императрице стало плохо, она не может меня принять и просит изложить ей письменно все, что я знаю об исчезновении Распутина.

Я вышел и, сделав несколько шагов по улице, встретил товарища по Пажескому корпусу, который, увидев меня, подбежал в сильном волнении.

– Феликс, знаешь новость? Распутин убит.

– Не может быть. А кто его убил?

– Говорят, дело было у цыган, но убийца еще не найден.

– Дай Бог, – ответил я, – чтобы это было правдой.

Вернувшись во дворец великого князя Александра, я нашел ответ градоначальника: генерал Балк[164] приглашал меня к себе.

В градоначальстве царил переполох. Я застал генерала сидящим за своим столом с занятым видом. Я сказал, что пришел разъяснить недоразумение, вызванное словами Пуришкевича. Что стремлюсь сделать это как можно скорее, поскольку, получив отпуск на несколько дней, должен сегодня же вечером уехать в Крым, где меня ждет семья.

Градоначальник ответил, что объяснения, данные мной генералу Григорьеву, признаны удовлетворительными и что он не видит препятствий моему отъезду; но он предупреждает, что императрица приказала приступить к обыску в нашем доме на Мойке: выстрелы, раздавшиеся у меня и совпавшие с исчезновением Распутина, показались подозрительными.

– В нашем доме, –