Истина - Эдуард Хруцкий

— Мой зятек из Конторы Глубокого Бурения. Говорил он это весьма многозначительно, будто Олег был не скромным капитаном, а минимум полковником.

Место работы зятя как бы определяло благонадежность семьи. И друзья тестя, говоруны и краснобаи, все как один люди весьма обеспеченные и обласканные властью, заводя крамольные разговоры, шутили:

— Тихо, друзья, в этом доме витает тень Дзержинского. Но пришло время головокружительных разоблачений. Однажды Олег пришел домой и увидел тестя, попавшего нынче в Президентский совет, тещу, ну и, конечно, жену.

— Нам надо серьезно поговорить, — сказала жена.

— О чем?

— Ты должен уйти из КГБ.

— Почему?

— Понимаешь, Олег, — твердо сказать тесть, — твоя служба в этом доме бросает тень на нашу семью.

— Давно ли?

— Я член демпартии, состою в Президентском совете, депутат. Моя жена — социолог, работает у Бурбулиса, Наташу взяли на телевидение. Ты понимаешь?

— Нет. Я не ворую, не спекулирую. Я охраняю страну.

— Ну зачем этот ненужный пафос. Увольняйся, я найду тебе работу.

— Спасибо, я останусь служить на Лубянке.

— Значит, ты так решил? — зло спросил тесть.

— Да.

— Тогда я от тебя уйду, — спокойно сказала жена.

— Как уйдешь?

— Заберу сына и уйду.

В тот вечер Олег не принял ее слова всерьез. А на следующий день, вернувшись домой, он нашел записку, в которой жена извещала его, что уходит, забирает машину и вещи, и сообщала счет в сберкассе, на который он должен переводить алименты. Он ей больше не звонил, сына не видел. Почему-то не тянуло его к нему. Порвал — значит, порвал. Деньги переводил исправно, оставив в финчасти заявление.

Поэтому ему некого было ждать. Он лежал, прислушиваясь к шагам в коридоре, шорохам деревьев за открытым окном, к какой-то мелодии, доносившейся издалека. Нужно будет попросить ребят, чтобы они принесли магнитофон. Радио слушать не хотелось. Устал он от мрачных новостей новой России.

Всю ночь шел дождь, и утро пришло сырое и прохладное. После десятидневной утомительной жары ненастный день принес долгожданное избавление. В открытое окно залетел упругий прохладный ветерок, и пах он не бензиновой гарью, а клейкой пряностью листьев.

Сергей снял сковородку с плиты и выглянул во двор. Старые деревья под окном отливали глянцевой зеленью. Это были старые, заслуженные обитатели Москвы, чудом сохранившиеся в разные периоды градостроительных новаций.

Завтракал Сергей уже много лет удивительно однообразно: яичница и чашка кофе. Потом он быстро вымыл посуду, сел, включил радио «Ретро» и закурил. Что может быть слаще первой утренней сигареты, которую можно выкурить абсолютно спокойно, делая вид, что торопиться тебе некуда.

А он действительно никуда не торопился. Прошло то счастливое время, когда Сергей ни свет ни заря несся в отделение. Прошло. За пятнадцать лет службы он с трудом выскребся в майоры, переходив семь лет в капитанском чине. И вот сегодня перед ним опять стояла дилемма: служить еще пять лет, дожидаясь пенсии, или подавать рапорт и уходить. Образование у него было весьма престижное — юрфак МГУ, нынче такие люди ценились. За два года он достаточно прилично выучил английский и подумывал, не заняться ли французским. Образование, знание языка и опыт милицейской работы раскрывали перед ним некие перспективы в этом базарно-рыночном мире. Сергей был хорошим сыщиком, даже очень хорошим, но тем не менее служба его складывалась крайне неудачно. После МГУ и спецшколы почти все его соученики попали на Петровку или в аппарат МВД, а ему досталась участь опера «на земле». В одном ему повезло — он попал в 108-е отделение, которое находилось в пяти минутах ходьбы от дома. В отделении он пользовался непререкаемым авторитетом, но окружное и городское начальство его недолюбливало за прямоту и строптивость. Правда, в прошлом году он наконец-то получил майорские звезды и даже стал замначальника отделения, но в должности этой проходил совсем недолго.

Бывший институтский дружок, ставший мафиозо, Лешка Тарасов, после того как Сергей плотно сел ему на хвост, позвонил кому надо, и Никольский вновь пересел в до боли знакомую комнату, которую делил с молодым опером Мишей Лепиловым. Зама вместо него прислали из 83-го отделения. Парень был знакомый и неплохой. Несколько дней назад освободилось место начальника уголовного розыска, и шеф отделения подполковник Беляков быстро написал представление на Никольского.

Беляков был неплохим мужиком, настоящим ментом, но он давно уже переходил пенсионный срок, погряз в строительстве дачи. Нынешняя должность давала ему некоторые возможности, и он прилагал огромные усилия, чтобы усидеть на этом месте как можно дольше. Больше всего начальник боялся «варягов». Черт его знает, чего от них ожидать. А свои как на ладони.

Сергей докурил сигарету, взял «трофейный» сотовый телефон. Бандюган был уже в Бутырке, а маленький аппаратик здорово выручал Никольского. Вопросы этические, то бишь оплаты, его не волновали — у бандюганов денег хватит.

Со злорадным удовольствием Сергей набрал свой служебный номер.

— Сто восьмое, лейтенант Лепилов.

— Привет, Миша.

— Здравствуйте, Сергей Васильевич.

— Я задержусь, у меня встреча с источником.

— Понял. Вас Беляков спрашивал, просил позвонить.

— Спасибо.

Никольский набрал номер начальника.

— Слушаю, Беляков, — пророкотал в трубке сочный баритон.

— Никольский, Виталий Петрович.

— Ты где?

— Дома.

— А что, рабочий день не начался?

— У меня через пятнадцать минут встреча на конспиративной квартире.

— У вас, сыщиков, всегда отговорки есть, но пришел конец твоей вольнице. Опять я грудью на амбразуру лег, но тебя повысил!

— Спасибо.

— Приказ подписали, ты теперь начальник угрозыска, так что, считай, тебя в прошлый раз понизили всего на одну ступень.

— Спасибо.

— А ты не рад разве?

— Ей-богу, не знаю.

— Ну вот, трать нервы, печень напрягай ради вас.

— Так вы бы сказали, Виталий Петрович, я бы с удовольствием свою печень напряг.

— Не по чину тебе с начальством пить.

— Это точно. Виталий Петрович, помните, мы фирму «Аскольд» прикрыли?

— Помню.

— Я вчера помещение вскрыл, подвал осматривал, так там бесхозного кафеля и дубовых панелей не счесть.

— Врешь?

— А вы говорите, я неблагодарный.

— Сережа, век не забуду.