Мое проклятие - Алиса Ардова

— Сегодня четвертый день.

Трое суток на грани жизни и смерти. Поежилась от пронзительного озноба, изморозью пробежавшего по спине. Сиятельный заметил, подался вперед, накрыл мои руки своими.

— Я был у императора, когда пришел вызов от Гарарда. Перенесся сразу же, но ты уже умирала. Скользила по грани, не приходя в себя. А я смотрел на это. Понимаешь? Просто смотрел, как уходит моя женщина, и ничем не мог помочь.

Савард стиснул побелевшие губы и замер, поглощенный битвой с захлестнувшими его тягостными чувствами.

— Мэтр недоумевал, почему ты вообще еще дышишь. А я вспомнил о крови жриц и, знаешь, Кэти, обрадовался. — Мужчина уже успокоился, говорил сдержанно, уверенно. Лишь глаза, под которыми за эти дни залегли глубокие тени, горели яростным темным пламенем. — Понял: мне все равно, кому много веков назад служили женщины вашей семьи, если сейчас именно это поможет тебе выжить. Ты металась, выкрикивала что-то непонятное на странном языке. Наверное, родовая память отозвалась бессознательно, принесла воспоминания о древних ритуалах. Я выгнал всех, даже Гарарда. Не желал, чтобы возникло хоть малейшее подозрение.

Да-а-а. Боюсь, древние ритуалы тут ни при чем.

«Так что ты будешь кричать „Мамочка!“ по-рязански», — этим, кажется, Штирлиц свою беременную радистку запугивал? Не знаю, как во время родов, а вот в бреду перейти с чужого, пусть даже магически усвоенного языка на родной, впитанный с молоком матери, вполне возможно.

— Сначала ты горела, потом начался озноб, тело просто обжигало холодом, — не замечая моего смятения, продолжал Савард. — Укрывал — не помогло. Обнял, пытаясь согреть. Молился великому Горту, Ариву, даже Лиос, хотя мужчины никогда не обращаются к женской богине. Но было уже безразлично, я взывал ко всем, лишь бы помогли. И почудилось, боги откликнулись. Меня будто вывернули наизнанку, изучая мысли, чувства, желания, взвешивая и проверяя, насколько искренен. Я тогда испугался, что не поверят, отнимут тебя все-таки. Обхватил крепче, прижал к себе. И наваждение пропало. Ты перестала дрожать, бредить, задышала спокойнее. Я никак не мог разжать руки, отпустить. Так и лежал рядом. А в голове все звучали и звучали какие-то странные слова: «Ты выбрал, темный… Помни…» Даже не заметил, как провалился в сон.

Негромкий, чуть хрипловатый голос. Короткие, рубленые фразы. Уставший, недоуменный и какой-то отрешенный, словно погруженный в себя взгляд. Казалось, сиятельный сам не до конца понимает, что произошло. Было ли хоть что-то на самом деле, или ему просто пригрезилось. Навеяло. Горячкой переживаний. Бессонным бдением у постели умирающей наиды. Страстным желанием спасти ее.

Я могла бы разрешить эти сомнения. Слишком хорошо помнила и видения, и речь богини. Но мужчина не стал ничего у меня спрашивать, и я промолчала — не готова была пока к откровенным беседам.

Вместо этого задала свой вопрос:

— Выяснилось что-нибудь о личности отравителя?

Глаза Саварда остро блеснули, лицо потемнело и напряглось. Осторожно погладила длинные пальцы, резко сжавшие край простыни.

— Я знаю, кадх в сок добавила Хельма. Но достать его самостоятельно она не могла. Значит, есть еще кто-то. Тот, кто в нужный момент оказался неподалеку, внушил «правильные» мысли, дал порошок. Сообщник. Нет, кукловод. Так кто это был?

Савард немного отстранился, словно мгновенно закрылся. Сказал преувеличенно строго:

— Гарард велел тебе больше отдыхать, Кателлина.

Поняла, что сейчас он просто встанет и уйдет, не желая давать никаких объяснений. Говорить, что я имею право знать, кто на меня покушался, бессмысленно. Какие права? О чем вы? Мужчина во всем разберется и все уладит. Поэтому пошла другим путем. Пусть пожалеет бедную больную, которой никак, ну вот совершенно никак нельзя лишний раз волноваться.

— Пожалуйста! Это не простое любопытство, меня ведь хотели убить! — Теперь губы должны чуть дрогнуть, а ресницы затрепетать и опуститься. Главное, не переиграть. Сиятельный отнюдь не дурак. — Оставаться в неведении, не знать, кто, зачем, не повторит ли снова — мучительно тяжело. Просто невыносимо.

Савард нагнулся, прикоснулся горячими губами к виску, на мгновение замер, а затем все-таки встал. Даже двинулся к двери. Но на полпути остановился. Задержался у окна, постоял минуту, о чем-то размышляя, и сдался.

— Сегодня тебе действительно нужно отдыхать, Кэти. Это не обсуждается, — поставил он точку, пресекая любые возражения с моей стороны. — Завтра, все завтра.

И вышел.

В комнату вернулся Гарард в сопровождении служанки, которую я никогда прежде не встречала в доме. Под пристальным надзором целителя молчаливая девушка помогла мне подняться и привести себя в порядок, перестелила постель, накормила бульоном. После чего, так и не сказав ни единого слова, покинула комнату. Мэтр ненадолго задержался, чтобы влить в меня очередное снадобье, — надо же, опять какое-то зелье, а ведь не собиралась больше ничего пить! — и тоже удалился. А я закрыла глаза и почти мгновенно заснула — спокойно, глубоко, без кошмаров и сновидений, чтобы проснуться только утром следующего дня. Как ни странно, абсолютно здоровой, полной сил и энергии.

Узнала все от той же сосредоточенно-хмурой служанки, что завтрак вместе с сиятельным ждут в саду, быстро собралась и поспешила во внутренний двор.

Савард действительно был там. Спокойный, собранный. Шагнул навстречу, улыбнулся, приветствуя. Опережая возможные вопросы, тут же предупредил, что рассказывать о случившемся начнет только после того, как я съем все, что положат на тарелку. Выпью сок. Приму оставленное Гарардом лекарство. Чуть заметно усмехнулся моей недовольной гримасе и проводил к столу.

Завтракала быстро, почти не чувствуя вкуса блюд, — хотелось побыстрее покончить с трапезой и перейти к разговору. Потом случайно подняла глаза на Саварда и замерла. В отличие от меня он так и не притронулся к еде. Просто сидел и смотрел. Долгим задумчивым взглядом. А в уголках его губ пряталась теплая, немного обескураженная улыбка. Это было так непохоже на всегда настороженного и подозрительного сиятельного, что я растерялась.

От смущения выдала первое, что пришло в голову:

— Спасибо за колье, — после памятной прогулки я при первой же возможности заглянула в шкатулку, чтобы познакомиться с оставленными там драгоценностями. — Оно правда очень красивое. И топазы, и жемчуг… белый.

Хрипловатый смех сиятельного, искренний, заразительный прервал мой жалкий лепет и сгладил неловкость момента.

— Понял, понял! — отсмеявшись, небрежно махнул рукой мужчина. — Чтобы по-настоящему тебя порадовать, нужно дарить другое. Прогулки, например. Или сферы. Я отдал распоряжение, в ближайшее время сюда доставят новые. Что ты хотела бы увидеть?

Слово за слово, и минут через десять я вдруг поймала себя на том, что уже, похоже, никуда не тороплюсь.

Савард оказался прекрасным собеседником, внимательным, интересным, остроумным. Расспрашивал, что мне понравилось. Делился своими предпочтениями. Рассказал, что в детстве, еще до того, как научился читать, любил вечерами смотреть исторические сферы. Если не успевал перед сном дойти до конца, то потом, лежа в кровати, долго не мог заснуть, сочиняя, додумывая истории. Я слушала негромкий хрипловатый голос, смотрела в искрящиеся весельем глаза, и мне было уже совсем не важно, действительно ли он заинтересован в нашей беседе или просто нащупывает точки соприкосновения, приручает.