Панк-рок. Предыстория. Прогулки по дикой стороне: от Боба Дилана до Капитана Бифхарта - Михаил Юрьевич Кузищев

обыденных вещах. Кроме того, он постоянно подчеркивал тот факт, что гордится своей малой родиной – тихой и немодной провинцией, бесконечно далекой от стильного Нью-Йорка.

В песнях Джонатана также всегда находилось место его любви к дорогам, шоссе, хайвэям, в окружении которых он вырос. К примеру, композиция под названием "Howard Johnson" являла собой оду известной сети мотелей. Но если такие номера, как "Howard Johnson" и "Ride Down The Highway" («Еду по шоссе») остались в забвении, то композиции «Roadrunner» было суждено стать самой известной песней Джонатана Ричмана, его визитной карточкой. «Раз, два, три, четыре, пять, шесть!» – отсчитывает Джонатан и заводит трехаккордный рифф, в котором звучит и торжество, и радость движения вперед. «Roadrunner» – это ода трассе 128, Массачусетсу, рок-н-роллу и радио. Энергичное звучание песни контрастирует с ее текстом: «Я влюблен в 128-ю, когда за окном темно, / Я влюблен в Массачусетс, / Я люблю включенное радио / Оно спасает меня от ночного одиночества. / В машине мне не так плохо, / Не так одиноко, ведь у меня включено радио». Легко представить себе автора песни, рассекающего шоссейную тьму с любимой радиостанцией, включенной на полную громкость, и горланящего любимые песни во весь голос. Это бравада, которая помогает заглушить невеселые мысли. Нехитрый гитарный аккомпанемент и простой поступательный ритм композиции лишь подчеркивают плоское и ровное однообразие американского хайвэя. Во время ранних концертов The Modern Lovers исполнение «Roadrunner» давало пространство для импровизаций Джонатана, который подробно описывал все, что «проносилось мимо»: придорожные заведения "Stop ‘n’ Shop", мотели сети "Howard Johnson’s", заметные башни "Prudential Tower" и «Sheraton», бостонскую бухту и полуостров Дир-Айленд, Северный Берег и Южный Берег[84].

Много лет спустя «Roadrunner» остается не только одной из важнейших прото-панковских композиций, но и классическим «дорожным» гимном, продолжающим вдохновлять новые поколения слушателей. В январе 2007 года Лора Бэртон, журналистка британской газеты The Guardian, совершила паломничество к трассе 128 и ее окрестностям, чтобы в одиночестве проехаться по темному шоссе под снегом и дождем. Бэртон писала, что за городской чертой движение стало редким, освещение сошло на нет: «Дорожную разметку едва было видно; к тому моменту, как я достигла Северного Берега, я уже ехала, вцепившись в руль и таращась на дорогу. В Глостере[85] я заехала на парковку кафе "Dunkin’ Donuts". Мимо, по Истерн-Эвеню, проносились машины, шел сильный дождь. Внутри кафе одинокая фигура в теплой куртке покупала пончики. Это была ночь четверга и самый конец трассы 128»[29].

В закромах Ричмана были и лирические композиции. В мечтательной «Girlfriend» Джонатан сообщал, что если бы он пришел в Бостонский музей искусств, то сразу отправился бы в зал, где выставлен Сезанн. Но если бы рядом с ним была подруга, то он «смог быть увидеть картины насквозь». Торжественно и распевно Джонатан объявлял: «Подруга – это то, что я понимаю». В еще более проникновенной «Hospital» автор обращался к своей возлюбленной: «Когда тебя выпишут из больницы, впусти меня в свою жизнь». Лирический герой ощущал «боль внутри», а также «недостаток сладости в жизни» и по этой причине «целый день ходил по пекарням». На "I’m Straight" Джонатан также обращался к воображаемой героине, но на этот раз его голос звучал более решительно. Главным врагом становился хиппи по имени Джонни[86], который увел девушку его мечты. «Он ненормальный, вечно удолбан», – грозно возмущался Ричман. И затем гордо сообщал: «А я – нормальный, и я хочу занять его место!». В противоположность монотонному и гипнотическому «Roadrunner», номера «Hospital» и "I’m Straight" периодически переключались с одного ритма на другой, словно подстраиваясь под манеру исполнения Джонатана, которая больше напоминала не пение, а разговорный монолог.

Джонатан заводит новых друзей и выходит в астрал

В сентябре 1970-го, после нескольких недель репетиций, The Modern Lovers начали выступать с концертами. Менеджера у них не было, поэтому, по словам Джона Фелиса, «концерты приходилось выбивать самостоятельно. Клубов, в которых можно было бы сыграть, не было» [30]. По этой причине начинающий коллектив чаще выступал в залах колледжей и университетов. Их нехитрые, но по-своему интеллигентные песни вполне можно было бы назвать «колледж-роком» – за десять лет до появления этого термина[87].

Весной 1971 года в рядах The Modern Lovers произошли кадровые перестановки. Все началось с того, что Дэнни Филдс (уже ставший верным поклонником группы) решил познакомить Джонатана с двумя студентам Гарвардского университета – Эрни Бруксом (Ernie Brooks) и Джерри Харрисоном (Jerry Harrison). Филдс полагал, что ребята смогут найти общий язык, и не ошибся. Брукс и Харрисон были хорошими друзьями, жили в одной комнате общежития и вместе играли в бостонской группе Catfish Black. За некоторое время до личного знакомства с Джонатаном Брукс уже успел побывать на концерте The Modern Lovers по рекомендации Харрисона («Тебе надо сходить посмотреть на этого странного парня. Он по-настоящему чокнутый, но звучит очень круто»).

В интервью для этой книги Эрни Брукс рассказывал о своих первых впечатлениях от знакомства с Джонатаном: «Он производил впечатление эксцентричного человека. Он аккомпанировал себе на гитаре Jazzmaster, которую раскрасил в голубые и оранжевые цвета – фирменные цвета сети "Howard Johnson’s". Это была сеть мотелей и ресторанов, не очень хороших, но они были во всех городах. На этом «джазмастере» у Джонатана было две струны, их как раз хватало, чтобы играть аккорд Em. Потом он отпускал палец, у него получался Esus7, так что все его ранние песни были построены вокруг этих двух аккордов. Ты ведь знаешь песню "Pablo Picasso"? Она целиком в Em. Это было настолько минималистичнее, чем панк-аккорды. Забавно: помню, как мы зависали с New York Dolls, и песни у них были весьма простые. Но ранние песни Джонатана были еще проще». На своих двух струнах Джонатан мог смело исполнять как песню про Пабло Пикассо, так и оду "Howard Johnson’s" со строчками вроде «Я вижу ресторан. Он мой друг». Тем не менее, Брукс, изучавший литературу с лучшими преподавателями Гарварда, мог распознать поэзию, когда ее видел: «Меня потрясли его тексты. С одной стороны, в них была поэзия, но с другой – они были очень прямыми, честными. Они напоминали мне творчество Уильяма Карлоса Уильямса. Его идея заключалась в простом языке, в описании обычных вещей. Но каким-то образом они подчеркивали магию этой обыденности. И из тех, кого я услышал, Джонатан стал первым, кому удавалось сделать это так же здорово».

В гостях у Брукса и Харрисона, куда привез его Филдс, Джонатан самозабвенно танцевал под альбом «Loaded», который захватил с собой, а также показывал свои новые песни – пританцовывая, аккомпанируя себе на гитаре или просто хлопая в ладоши. Разговор переключался с Йейтса