Тропинка чудовищ - Пол Фейн

Не похожа? – Ленайа поняла, что слишком часто хмурится, хотя для фото она всегда улыбалась, независимо от того, что происходило в жизни, - а вот так?

Ленайа попыталась улыбнуться, у неё не получилось, и она устало вздохнула, закусив губу и печально всмотревшись в фото. Очень многие воспоминания молнией пронеслись в её голове.

- Фотография была сделана перед тем, как я переехала. Я больше не могла находиться в доме, где больше некого было ждать, куда никогда больше не вернётся отец. И больше я не фотографировалась. А детская закрыта с тех пор, как он пропал, - сказала она.

Голос её при этом дрогнул, словно она только что пережила воспоминание, о котором столько времени пыталась забыть, хотя и не помнила его ещё только что.

- Я была ребёнком. Он работал на корабле, это был дорогой круизный лайнер, и нам тогда чертовски нужна была эта его работа. Но, несмотря на долги и странные переговоры отца вечерами по телефону, жизнь текла своим чередом. Папа был предметом гордости для подружек. Я его обожала. Но… Уже через семь дней после пропажи, в новостях объявили «вероятно, мертвы». Я по нему очень скучаю!

Ленайа произнесла всё это так, словно разговаривала вовсе не с Бэккартом, а сама с собой. Ей стало очень тяжело, на глазах выступили слёзы, но она сумела их сдержать.

- Вот этот момент. Дверь открыта, темнота со мной. Всё как моих страшных снах... Здесь нет ни капли надежды, и то, что я принимала за надежду — лишь самообман. Я боролась со своими призраками, искала ответов в темноте, но всё это было обманом. Моим обманом... Отсюда нет выхода, нет никакой надежды. Теперь я понимаю, что... заслуживаю это. Такая уж мне досталась реальность, и я — её часть. Каждый закоулок этой реальности мне знаком. Он был создан для меня, потому что... Потому что только так я и могу быть счастливой...

Мрачным взглядом она смотрела вдаль. За окном поднялась буря, ветер рвал ветки, далеко-далеко мерцали холодные цвета молнии. Бэккарт обратил внимание на то, что теперь в окне можно было разглядеть пейзаж, хотя до этого он не наблюдал в окнах ничего, кроме черноты. Это казалось ему странным, так как дом, в котором они находились, находился внутри огромного помещения, которое они преодолели, чтобы попасть сюда. Раскат грома угрюмо лёг на долину, и, казалось, сами стены комнаты захрустели от его тяжести.

Ленайа вдруг сосредоточилась на чём-то другом, и мрачный пейзаж перестал её волновать.

- Это очень странно, - задумчиво сказала она, - обычно, когда я пытаюсь что-то вспомнить о себе, у меня начинает просто безумно болеть голова. А сейчас не болит. Ничего не чувствую. Словно… Словно меня пустили это увидеть…

Бэккарт посмотрел на Ленайу долгим взглядом, затем выждал ещё немного для верности и всё же сказал:

- Я спрашивал не про отца этой девушки... Я спрашивал про девушку.

Готовая погрузиться в рыдания Ленайа вдруг переключила своё внимание на Бэккарта. Глядя на его неподдельный испуг на лице, она поняла, что это не шутка. Ей показалось, что она тонет, и ей категорически не хватает воздуха. Холод дрожью пробежался по её телу.

- Что ты имеешь в виду? - Задала она закономерный вопрос.

- Это поразительно, - сказал Бэккарт, - я ещё никогда ничего подобного не видел. Ты действительно в это веришь?

Ленайа с непониманием посмотрела на него. Глаза Бэккарта забегали. Он собирался с мыслями, подбирая слова. Затем вдруг метнулся к трельяжу и начал вытирать с него пыль прямо рукой. Выходило плохо: грязные разводы ещё больше искривляли отражение.

- Что ты делаешь? - Спросила Ленайа, - во что я не должна верить?

Но Бэккарт не отвечал. Наконец у него начало получаться. Он взялся за зеркальную створку трельяжа и начал её поворачивать.

- Смотри! - Сказал он.

- На что? - Возмутилась Ленайа.

- Тебя нет на фотографии, - спокойно сказал Бэккарт.

Ленайа даже усмехнулась. Как мог он говорить такое! Она с уверенностью могла сказать, как и при каких обстоятельствах была сделана эта фотография. Это была она, и она прекрасно помнила этот момент. Она не могла не узнать себя!

Но зеркало встало таким образом, что теперь Ленайа могла взглянуть на себя и на фотографию одновременно.

Страх происходит мгновенно. Особенно когда понимаешь, что ты – ЭТО НЕ ТЫ!!!

Сначала сознание разделяется на две половины, и по всему телу прокатывается волна. Это отключаются все посторонние ощущения. Затем выстреливает вторая волна: это инструкция по беспрекословному повиновению для каждой клеточки организма и любого участка кожи. Именно в этот момент берёт верх другой человек, тот, кого не знаешь, и, вероятно, никогда не хотел бы знать. Словно всё это время он пребывал в настороженной дрёме, и вот настал момент, когда пришло время отбросить саму сущность тебя на свалку ненужного хлама, когда он решил действовать по своему усмотрению. Никому не известно, на что способен этот человек. Это не важно. Это другой человек, чужой, чуждый и заполненный страхом.

Но этого не могло быть – она знала эту квартиру, она знала, как всё должно выглядеть, она знала, что здесь и есть её самый большой страх – страх потери отца! Ей всё было знакомо. И как могло получиться, что на её фотографии, где она по обычаю печально улыбалась, оказался совершенно другой человек? Отражение в зеркале сильно отличалось от того, что запечатлела фотография. Конечно, Ленайа была грязнее, но даже это не смогло бы её так изменить, чтобы быть настолько непохожей на девушку с карточки. Отражение в зеркале и момент на фотографии были отражениями