Давайте напишем что-нибудь - Евгений Клюев

Да вот хоть прямо и сейчас – что нам, собственно, мешает? Основные действующие лица и их исполнители крепко привязаны – самое время устроить себе увеселительную (если, конечно, получится увеселительная!) прогулку вместе с героями старой немецкой песни Эдуардом и Кунигундэ, которых почему-то захотелось ввести в текст – может быть, по причине крайней глупости этой старой немецкой песни, в которой у Кунигундэ губы, как спелые вишни, и в которой Кунигундэ «war nicht treu», то есть «была неверна», или «не была верна» – по-русски сразу же начинаются проблемы! – короче говоря, изменила своему Эдуарду – и произошло это тогда, когда тот был в бою. Как там дальше все развивалось, значения не имеет, хоть дальше все развивалось, прямо скажем, ужасно. Но дело не в этом – благородный Эдуард и неверная Кунигундэ нужны нам просто как спутники, милые такие и беспокойные, с которыми не соскучишься. И зовут обоих очень красиво. А потом, они в данный момент совершенно свободны, поскольку пролагать свой участок Правильной Окружности из спичек они уже закончили. Мучиться им особенно не пришлось, ибо в ходе жеребьевки перепала им от Редингота Бельгия, а в Бельгии какие особенные проблемы? Трудолюбивое приветливое население, которое бросается тебе помогать даже прежде, чем их попросишь! Поэтому не успела неверная Кунигундэ изменить благородному Эдуарду с одним ужасно богатым зубным врачом, у которого было множество пациентов, а зубов – ни одного (иными словами – сплошные прибыли и никаких затрат), как бельгийский участок Окружности был построен самими бельгийцами – оставалось только дождаться, когда подойдут англичане с одной стороны и французы с другой. Благородный Эдуард и неверная Кунигундэ срочно дали телеграмму в Змбрафль, откуда практически сразу же получили ответ, сформулированный весьма изысканно:

«ЧЕЛОВЕЧЕСТВО БЛАГОДАРИТ ВАС ПРОДЕЛАННУЮ РАБОТУ ПРОСИТ НАВЕСТИТЬ СТРОИТЕЛЕЙ ФРАНЦИИ ПРОПАЛИ СВОЛОЧИ ПРИЯТНОГО ПУТЕШЕСТВИЯ ЛИЦА ЛОВЕЧЕСТВА РЕДИНГОТ».

Надо ли говорить, что благородный Эдуард и неверная Кунигундэ никогда еще не получали благодарности от лица человечества, а получив ее, почувствовали себя за все в ответе и с первым же попавшимся поездом отправились во Францию. Первый попавшийся поезд оказался скорым и идущим вовсе даже в Германию, но ради такого дела поезд проследовал, разумеется, без остановки, в совершенно противоположном направлении вместе со всеми пассажирами, которые – тоже ради такого дела – плюнули на Германию и решили лучше ехать во Францию.

Выйдя на вокзале в Париже, благородный Эдуард и неверная Кунигундэ сразу предъявили носильщику телеграмму и спросили его, знает ли он сволочей, о которых в ней идет речь.

– Да кто ж их тут во Франции не знает! – хмыкнул носильщик.

– Неужели они уже успели настолько покрыть себя позором? – гневно воскликнул благородный Эдуард. Носильщик сначала печально кивнул, потом приветливо улыбнулся и сказал: – А я узнал вас! Вы благородный Эдуард, а Вы – неверная Кунигундэ, не правда ли? Про вас еще одна идиотская песня поется по-немецки! Сам-то я из Эльзаса родом…

– Ах, Эльзас, мой Эльзас, ты моя религия, – пропела неверная Кунигундэ и стремительно изменила благородному Эдуарду с носильщиком, причем благородный Эдуард благородно сделал вид, что не заметил этого.

– У нас в Эльзасе, – признался носильщик, – эту песню все знают.

– Надо бы как-нибудь туда к Вам приехать! – мечтательно сказала неверная Кунигундэ.

– Может быть, Вам известно, где сейчас находятся сволочи? – перешел к делу благородный Эдуард, с трудом дождавшись, пока неверная Кунигундэ завершит измену с носильщиком.

– Да кто ж этого тут во Франции не знает! В данный момент сволочи находятся во чреве Парижа. – И носильщик быстро, как кофе, растворился в пестрой парижской толпе.

– Чрево Парижа! – отчеканил благородный Эдуард в такси, и таксист дал угарного газу: адрес был знаком ему с пеленок.

Пока неверная Кунигундэ поспешно изменяла с таксистом благородному Эдуарду, тот готовил язвительную импровизацию в адрес сволочей. Он едва успел все обдумать к тому моменту, когда таксист и неверная Кунигундэ отвернулись друг от друга, как незнакомые.

– Чрево. Сто пятнадцать франков, – ухмыльнулся прелюбодей и коварно спросил благородного Эдуарда: – Вы случайно ничего не заметили по пути?

– Нет-нет, – вежливо отвечал благородный Эдуард. – Разумеется, ничего. Решительно ничего!

И всех участников неприятной этой сцены поглотило зловонное чрево Парижа. Человеческие отбросы постиндустриального французского общества липли к благородному Эдуарду и неверной Кунигундэ с грязными предложениями – благородный Эдуард отвергал каждое из них, а неверная Кунигундэ принимала. Крепко держа неверную Кунигундэ за руку, благородный Эдуард пробивался сквозь толпу оборванцев, просто носом чуя местонахождение сволочей. Оказавшись наконец возле них, благородный Эдуард, тем не менее, спросил:

– Вы, что ли, и есть сволочи?

– Конечно, мы, а то кто же! – бравируя своею низостью, отвечали сволочи: один мужчина и две женщины.

Подойдя к мужчине, неверная Кунигундэ внезапно изменила с ним благородному Эдуарду, а благородный Эдуард сумел, уложившись в это время, от начала до конца произнести подготовленную в такси речь.

– Вы, – говорил он сволочам, – смердите, как трупы. Вы загнили и разложились – и сами не заметили как! Настоящая жизнь, полная смысла, проходит мимо вас. Здесь, в самой глубине чрева Парижа, вы предаетесь греху и пороку, забыв о священном своем долге по отношению к человечеству, между тем как человечество взывает к вашей давно потерянной совести. Миллионы ждут от вас простейшей операции, которая под силу и инвалиду, между тем, как три здоровенных лба валяются на боку, и не думая пошевелить ни одним своим утлым членом!

– Вы вообще-то кого имеете в виду? – осторожно попытались понять этот красивый монолог две сволочи, а именно женщины. Они с интересом слушали благородного Эдуарда, в то время как третья сволочь, а именно мужчина, многократно подтверждал на практике репутацию неверной Кунигундэ. Однако сбить благородного Эдуарда с ритма не удалось: его язвительная и полная справедливого негодования речь продолжала звучать несмотря ни на что.

– Час пробьет – и Вам придется держать ответ перед всеми людьми доброй воли! Они спросят вас: скажите нам, сволочи, чем вы занимались тогда, когда лучшие умы человечества кипели и бурлили? Мы валялись на боку, – ответите вы, – и презрение будет вам заслуженной наградой! Дети будут плевать вам вслед, а щедро убеленные сединами старцы, качая мудрыми головами, пройдут мимо, даже не удостоив вас взглядом. И в историю ваши имена войдут не как овеянные славой, а как покрытые позором и ненавистные людям. «Неприкасаемые!» – будут говорить о вас и брезгливо морщиться. И никто не подаст вам хлеба или воды, никто не укроет вас теплым одеялом, никто не сядет на край вашей содомитской постели, чтобы облегчить вам последние часы пребывания на земле. И могил ваших не посетит ни одна собака, ибо не будет могил: прах ваш развеют по ветру, чтобы искоренить память о вас на веки вечные!