Я стройнее тебя! - Кит Рид

— Ихтус?

— Силы небесные. Так это вы и есть! — Глория тут же заводит мотор и, взволнованная, выезжает со стоянки; они мчатся по дороге на юг. — Почему же, господи, вы сразу этого не сказали?

Когда мать Эрла Шарпнека умерла, то для того чтобы вынести тело из дома, пришлось разобрать стену. Вывозили ее на грузовом автомобиле с гидравлической платформой, и четыре пожарника вместе выкатили ее тело из кровати, в которой она проводила все дни и ночи, сколько ее помнил маленький Эрл. В ее постель он мог забраться в любое время, а мать была для него всем. Мама была такой тучной, что ходить уже не могла, и кушала она в этой самой кровати. А как же уборная? Он не знал, потому что был тогда очень маленький, но, как ему кажется, были устроены специальные трубы. Мама всегда была чистенькой, хотя ей и приносили в постель огромное количество еды. Она любила, когда кто-нибудь навещал ее во время трапезы, и Эрл вырос в атмосфере, наполненной аппетитными запахами разнообразных блюд и нежными добрыми словами любящей матери. А что же было для него самым приятным? Самым-самым радостным? Когда он болел или переживал из-за неприятностей в школе, она брала его к себе в постель, такая теплая и уютная, и утешала его. Никогда ему не спалось так хорошо.

В конце концов, конечно, ее тело стало таким огромным, что прикончило ее. Уже много лет ее огромная плоть так сильно сдавливала ей легкие, что каждый вдох давался с трудом. В ту самую ночь жир придавил ее так, что легкие уже больше не смогли расправиться. Родные говорили друг другу, что это, должно быть, случилось в один миг, и она умерла без страданий. Обычно поднимать ее заходили его старшие сестры, но в то утро у них было много дел, и они рано смылись на работу. Когда мать умерла, их не было дома. Нашел ее Эрл. Он пришел, чтобы поцеловать ее и пожелать ей доброго утра, а она лежала мертвая. Если бы только в ту ночь он спал в ее комнате, если бы он слышал ее предпоследний тяжелый вздох, смог бы он позвать врача вовремя? Смог бы Эрл спасти ей жизнь? Многие годы его преследует этот вопрос. «Я выполню свой долг перед тобой, — обещал он ей каждый вечер с того самого дня, стоя возле своей кровати на коленях. Чувство вины потрясло его до глубины души. — Я выполню свой долг».

Вина — мощный катализатор. На этом и держится финансовая империя Эрла Шарпнека. Само собой, вначале он клялся себе, что изменит мир так, чтобы никто и никогда не умирал такой ужасной смертью из-за веса своего тела. Свою первую кампанию он представлял себе альтруистическим поступком. Он защитит их! Сделает СЧАСТЛИВЫМИ, КРАСИВЫМИ и, что самое важное, СТРОЙНЫМИ. Он проповедовал, и к нему приходили. «Отлично, — думал он, — я приношу людям непреходящее благо». Кто знал, что он на этом разбогатеет?

Конечно, он всем обязан маме. Выступать страстно и убедительно он научился благодаря тому, что вырос рядом с ней, ведь у нее был талант рассказчицы, она изумительно умела говорить. Эта женщина была очень музыкальна. Давным-давно, до рождения Эрла, мать мечтала стать певицей в кантри-группе и подумывала об этом еще долго после того, как перестала ходить. До того как она повзрослела, вышла замуж за Огдена Шарпнека, забеременела и безобразно растолстела, юная Роберта Чэппел была весьма популярна.

Даже после того, как она родила детей, располнела и отец-ублюдок бросил ее, голос ее был прекрасен. После развода она была уже слишком толстой, чтобы найти работу в каком-нибудь клубе, но все-таки выпустила пару синглов, которые до сих пор хранит у себя Эрл Шарпнек. Когда она перестала выходить из дома и ей больше не предлагали записывать пластинки, она пела для своей семьи. Эрл помнит, как лился через ветви деревьев ласковыми летними ночами ее сладкий голос, как нежно звучали песни его детства. Мама пела для мужа, а после его ухода — для бедного малютки Эрла и его сердитых старших сестер. Скоро ей уже не хватало дыхания, огромный живот больше не давал ей петь, и тогда она стала рассказывать увлекательные истории. Она говорила о людях и ангелах, о местах, где она побывала и где хотела побывать с тех самых пор, как начала петь. Казалось, что обо всем этом говорит ангел, и малыш Эрл, свернувшись калачиком рядом с ней, учился вести за собой людей, заманивать весь мир в свои двери. Тогда он не понимал, чему она учит его. Он просто впитывал все это.

До сих пор, засыпая, он часто слышит ее голос.

Когда ее увозили в то печальное утро, пришли поглазеть все ребятишки с их улицы, и всех показали по телевидению, а на похороны пришли сотни людей, о которых Шарпнеки никогда даже не слышали. Хоронить ее было трудно, могилу вырыли очень широкую, огромный фоб делали на заказ, а городские власти выделили средства на металлический саркофаг, на изготовление которого в литейном цехе ушло несколько дней. Любопытные приезжали даже из соседнего округа. Еще несколько недель после этого Эрл ходил в школу, надев на голову бумажный пакет, как будто другие дети, не видя его лица, не могли его узнать и не догадывались, как он краснеет от стыда.

Спрятав лицо в пакете, Эрл всхлипывал: «Мама, ах, мама!» Он словно бормотал поминальную песнь: «Клянусь, я выполню свой долг перед тобой».

По ночам он видит милое лицо мертвой матери, взгляд ее остекленевших глаз, как тогда, в последний раз. Она была светом его жизни, а теперь ее не стало. Она превратилась в прах! Как он мог позволить умереть женщине, которую любил больше всех на свете? Теперь, когда Эрл вырос и занял влиятельное положение в этом мире, он понимает, что мама умерла не по его вине. Отчасти виновата она сама, ведь она довела себя до такого состояния. Она поддалась желаниям своего тела, и ее тело убило ее, и как раз это и тревожит его, даже сейчас: мог ли он остановить ее? Так что в бой он идет с обоюдоострым мечом, отточенным с одной стороны осознанием своей миссии, а с другой — отвращением.

Никто не имеет права быть таким. Никто.

Позже, когда его душа все так же кровоточила, а в сердце ощущалась боль утраты, Эрл Шарпнек поступил на богословский факультет, но мысли его были заняты не Богом. Его интересовало искусство проповеди. Ему нужны были орудия, с помощью которых он выполнит свой долг. Как привлечь публику. Заставить слушать. Заставить следовать ему. Сделать так, чтобы уже наверняка никто не позволил себе дойти до такого состояния. По крайней мере, чтобы в Америке вы не встречали больше свободно расхаживающих огромных толстяков. Да, теперь мы видим, что всех передергивает от мысли о допущенных излишествах, и каждый с нетерпением рвется в спортзал искупать вину.

Никто не должен таким быть. Слышишь, мать? Никто не имеет права.

Как только Эрл закончил богословский факультет, он приступил к выполнению своей клятвы. Для него это была заветная, священная миссия. Невероятно, насколько к месту оказался он в культуре, где вас окружает реклама разных жареных лакомств и всех тех вкусных штучек, от которых вы непременно растолстеете. В роликах сняты безупречно стройные актеры, и вам внушают, что даже если вы съедите все что угодно, то все равно останетесь такими же подтянутыми, как они. И вот в самый подходящий момент из пустыни появляется подходящий человек и начинает откровенно излагать свою точку зрения.