Red is my favourite colour - Солодкова

знал, какой сумбур творился у меня в душе, пока крошечные кусочки пазла собирались в одну единую картину.

— Натсай… Они не виноваты, они просили не…

Он не успел договорить, как я стукнул по столу кулаком, отчего несколько студентов, сидящих ближе всех к нам, заинтересованно повернули головы.

— «Натсай, Натсай»! Ты больше её слушай и выгораживай, она же вечно лезет куда-то и тянет Амелию за собой! — я надул щёки, стараясь глубоко дышать, но вся эта ситуация и выпитый алкоголь завели меня не на шутку.

— Ты вообще ничего не сделал! — взъерепенился Оминис. — Ты бы их понял, если бы сам увидел красные следы у неё на запястье. Они просто не знали, что и думать…

После этих слов я ничего не слышал, как будто погружённый глубоко под воду. От злости запульсировало в висках, а ноги сами понесли меня к барной стойке. Цепкие руки схватили ничего неподозревающего Уизли за шкирку и выволокли на холодную, сырую улицу. Было темно, и лишь назойливый свет фонарного столба бил по глазам. Я не слышал, что говорил мне этот придурок, пока тащил его в проулок между домами, а потом швырнул к стене. Перед тем, как занести кулак, я только и смог, что заглянуть ему в глаза и еле выговорить:

— В этот раз тебе не повезло, приятель. Здесь нет ни старосты, ни твоей тётушки, ни Амелии.

Комментарий к 17. Лондон

Ваши «жду продолжения», лайки и комментарии невероятно мотивируют, спасибо!

========== 18. Нельзя ==========

Комментарий к 18. Нельзя

Fleetwood Mac — The Chain

Aerosmith — Dream On

Sting — Desert Rose

Lionel Richie — Lady

Приятного чтения <3

Кровь. На моих руках её и без того слишком много. Она алеет, стекает вязкой слюной, дразнит, вызывает желание причинять боль снова и снова, чтобы почувствовать яркий вкус собственного могущества и беспомощности врага. Я не должен продолжать, мне нужно остановиться. Я превращаюсь в монстра. Или я уже и есть монстр?

— Да ты же надрался, как скот! Только посмотри на себя. Думаешь, такой, как ты, нужен ей? — голос Уизли выдернул меня из раздумий, пока я пялился сквозь него в стену. Он шмыгал разбитым носом и странно скалился. Похоже, этот придурок совсем не умеет держать язык за зубами.

— А ей, по-твоему, нужен такой, как ты? — желчно усмехнулся я, качая головой. Ответа не последовало, а рыжий только мотал своими паклями из стороны в сторону. — Что у вас с ней? — слова обжигали горло, потому как на самом деле я боялся услышать правду.

Снова затяжное молчание, и это сводило с ума — все эти недомолвки, загадки, недосказанность. Я только набрал в грудь побольше воздуха, чтобы всё ему высказать, как он произнёс:

— У нас с ней всё впереди.

«Впереди» — что это, чёрт возьми, значит? Это слово в одночасье ловко закралось в голову и начало наводить там беспорядки, пока я лихорадочно перебирал все возможные варианты: они о чём-то договорились? Она ему что-то пообещала? Он врёт? Он испытывает меня, проверяет?

— Только попробуй ещё хоть раз к ней подойти. — Я старался выговаривать каждое слово чётко, чтобы до него точно дошла суть сказанного. Он нагло лыбился, как будто растерял абсолютно весь свой щенячий страх.

— Иначе что? Тоже ранишь меня, как её? — он сплюнул кровь и поднял свои нахальные глаза. — Тот шрам на шее — это же твоих рук дело, да? Что, со мной такое вытворить боишься?

Круцио. Это заклинание ползло по языку вертлявым скользким ужом. Он жалил нёбо, заставляя открыть рот и произнести первую букву. Я вспомнил её отчаянный оглушительный крик — ей было так больно, а я на это даже не обратил внимания. Я совершенно не помню, как она встала, что говорила — как только открылись двери Скриптория, я забыл обо всём случившемся за ними. Только Оминис весь оставшийся день ходил сам не свой, а Амелия… Не знаю, что она делала потом — мне это было неинтересно.

Смогу ли я вновь сделать кому-то так же больно? Уизли… он заслужил. Его эти мерзкие выходки, ужимки, изворотливость — всё это поднимало ком гнева в горле. Когда я только представлял, как она делает себе больно из-за него, меня передёргивало. Хотелось щелчком отключить мозг, чтобы он перестал подсовывать мерзкие картинки. Меня мутило, и становилось противным всё: и эта улица, мокрая от дождя, и этот воздух, который вдруг стал спёртым, и эти стены, грозящие схлопнуться вокруг плотным кольцом. В особенности было тошно от лица напротив. Как только она могла? Как она могла выбрать такого… такого мерзкого, самонадеянного придурка? Почему именно он? Именно этот заносчивый, истеричный идиот.

Мне хотелось уже выговорить это непростительное, пуская волны боли по всему его телу. А он как будто этого и ждал, судорожно сглатывая слюну страха — напрягся так, что выступили вены на лбу, закрыл глаза, а веки боязливо дрожали. Трус.

Я не стану этого делать. Больше не стану. Если я хочу хоть что-то исправить в своей жизни, мне надо прекратить идти на поводу у своих желаний и демонов, перестать слушать назойливый шёпот проклятого змея. Разочарованный уж Круцио обидчиво уполз обратно в желудок и свернулся там незаметным клубком, как бы говоря: «Ну ничего, скоро ты сдашься, а я пока посплю». Мне будет стоить немалых усилий удержать его в спячке, не дать ему завладеть мной.

— Перед тем, как появиться в школе, не забудь выпить Рябинового отвара. — Я разжал пальцы, которые держали Уизли за мантию, и вышел из проулка, чтобы не наделать ещё бо́льших глупостей.

Там, у входа в паб, уже столпились студенты — свидетели того, как я потащил Уизли от барной стойки. Среди них вусмерть пьяный Леандер и строгий, с тенью беспокойства на лице Оминис. Я подтолкнул его в сторону замка, и мы быстро зашагали прочь от этого злосчастного места. Даже сквозь накрапывающий дождь, гул голосов и оглушительный стук собственного сердца я слышал голос Саманты: «Бесится из-за этой…». Хватит с меня этих игр. Больше не будет разборок, всяких бесполезных разговоров и необдуманных поступков. Теперь рискует ещё и Амелия, а я не могу допустить, чтобы… При одной мысли о том, чтобы потерять её, грудь сдавливало невыносимой болью. Я остановился и хотел вернуться, чтобы раз и навсегда покончить с Уизли, но в последний момент стиснул зубы и взял себя в руки. Этим я