Red is my favourite colour - Солодкова

не видел позорные ожоги на моих запястьях. Профессор остался сидеть в гостиной, разговорившись о погоде с остальными постояльцами, а я понуро побрела наверх под сочувствующие взгляды двух милых дам.

Тяжесть колючего пледа на моих плечах напоминала о тяжести пиджака, который так и лежал на кровати. И чего я ждала? Что кто-то придёт и заберёт его, или, может, у него самого вырастут ноги, и он убежит к хозяину? Я усмехнулась своим глупым рассуждениям и с грохотом, которого не хотела, поставила тяжёлую кружку на прикроватную тумбочку. С подозрением косилась на пиджак, не решаясь ни взять его и переложить в другое место, ни просто сесть рядом, хоть места на кровати было предостаточно. Вся комната пропиталась запахом жжёного дерева, из-за которого чесался нос, и ворошились странные чувства внутри. Я нервно задёрнула шторы, и комната приобрела тёплый тон, а стук капель о стекло и хлюпанье ног прохожих о лужи создавали уютную и будоражащую атмосферу. Я не решалась взглянуть на ожоги. Это был слишком глупый, слишком опрометчивый поступок из-за какого-то… придурка! Ни один человек не стоит того, чтобы из-за него делать себе больно или пытаться умереть. Знала я это точно, но почему же тогда сделала это? При каждом воспоминании о том вечере душу будто пронзало молниями, и я задвигала эти мысли куда-то очень далеко, в самый глубокий ящик подсознания, лишь бы не мучаться. Как только представлю, что обо мне думает Себастьян после выходки Уизли, мне хочется удвоить свою силу и довести начатое под лестницей до конца.

Через время раздался скромный стук в дверь, и уже сухой и оттого весёлый профессор протянул мне конфету, как он сказал, «к чаю», а затем тактично удалился, напомнив, что завтра утром мы отправляемся загород. Стянутое тучами небо сыграло роль плотного занавеса, и комната погрузилась в волнующий полумрак.

Я безразлично положила конфету около совсем остывшей кружки и только потом взглянула на неё внимательнее: нуга с орехами. В сердце ёкнуло, и я вспомнила об Анне. Как мне всех их не хватает: шумной и дерзкой Натти, милой и скромной Поппи, влюблённой и любопытной Анны… Может, всё же написать им всем письмо? Они же, наверное, ждут, скучают, думают обо мне… надеюсь.

Охваченная сиюминутным желанием, я достала пергамент и перо с чернилами, но, расположившись на полу, отодвинула их прочь. Что мне написать? Внезапно стало ужасно больно от пропасти, что разделяла нас. Я не знаю, чем живут мои подруги, что у них происходит в душе, а они не знают того же обо мне. Почему так? Почему я пропустила целый год, борясь с ветряными мельницами, тратя себя на какие-то маловажные вещи, а не на налаживание отношений с друзьями? В итоге получается, что я только всё испортила: Натти с Поппи отдалились, Анна злится из-за Себастьяна, а сам он разочаровался, видно, во мне. И всё Гаррет! Я со злостью ударила рукой о каркас кровати. Какого чёрта он полез ко мне на глазах у всех? Тогда, у Шарпа, я прочитала на его лице какое-то намерение, но он не решился, а потом что? При всех решился, значит?

Я в отчаянии уронила на грудь голову, сминая в пальцах пустой пергамент. Что бы я ни написала, всё будет бесполезно. Прошлого не исправить, тем более буквами. Нам всем предстоит поговорить после моего возвращения, хотя бы о том, что случилось после поэтического вечера. Не могу поверить, что всё так закончилось — шли мы туда такие воодушевлённые, такие счастливые и беззаботные, а теперь этот день навсегда застрянет в моей памяти, как один из худших.

И что же, я просижу так всю ночь на полу, потому что боюсь приблизиться к куску ткани? Ну уж нет! Я рывком поднялась на ноги и, пока не передумала, схватила его кончиками пальцев. Тяжёлая материя покачнулась от такого порыва и чем-то твёрдым ударила по колену.

— Что за чёрт? — насупилась я, отодвигая пиджак подальше.

Страшась неизвестности, я осторожными движениями ощупала внутренний карман, в котором определённо точно лежало что-то твёрдое. Потянувшись туда, отдёрнула руку, испугавшись своих мыслей и намерений. Вдруг это его личный дневник? Такое недопустимо читать и даже брать в руки! Вспомнить только тот случай в поезде, когда Имельда и Саманта пытались добраться до моего. Я украдкой посмотрела на тетрадь, мирно посапывающую в недрах вещей, горой лежащих в чемодане. Всё же великий соблазн — залезть и посмотреть, о чём думает интересующий тебя человек. Кажется, я начинаю понимать любопытство девочек…

Нет, нельзя, это неправильно, нечестно и вообще… А вдруг он писал что-то про меня? Мерлин, как же интересно… Я с силой укусила нижнюю губу, пытаясь справиться со своим любопытством. Если так подумать, было бы там что-то сильно важное или личное — стал бы он оставлять пиджак у меня? Тем более не заходил за ним все три дня, значит, там ничего такого — записная книжка или вообще тетрадь с домашкой? Я опустилась обратно на пол, скрестив ноги. Пиджак мягким тяжёлым облаком лёг на колени. В задумчивости я обгрызла все ногти, пока решалась: посмотреть или не посмотреть. Загляну одним глазком и сразу же уберу куда подальше. В исступлении роясь в складках пиджака, я уже начинала нервничать: зачем мужчинам делают так много карманов?!

Нащупала. Мои трясущиеся пальцы скользили по твёрдой кожаной обложке, пока я не решалась раскрыть блокнот. Повертела его в руках, но никаких надписей или замков, даже чар не обнаружила. Или, может, древняя магия ещё и личные дневники вскрывать умеет?! Я рассердилась на саму себя, что вообще взяла его в руки, что по глупости и рассеянности положила пиджак в чемодан. Тяжело вздохнув, быстро раскрыла блокнот где-то в середине — оттуда посыпались хаотичные буквы, цифры, разные завитушки и загогулины. Теперь я припоминаю, как Себастьян брал чёрную книжку с собой на вылазки и записывал туда что-то, но я не придавала этому значения. Непроизвольный смешок вырвался из моей груди, когда я увидела этот беспорядочный почерк — моя интернатская преподавательница по каллиграфии была бы просто в ужасе!

Просматривая записи, в которых были цифры, маршруты и мини-карты, я уже достаточно успокоилась, что здесь нет ничего личного, как мой взгляд наткнулся на очень знакомые слова, эхом отдающие в ушах. «Каштанов горсть, щепотка солнца…». Я почувствовала, как кровь стремительно отлила от лица, а пальцы лихорадочно забегали по тексту. Я несколько раз перечитала написанное, прежде чем осознала, что действительно это вижу, а не