Бразилья - Йен Макдональд

– Они просто складировали все здесь на случай, если снова понадобится, – рассказывал Витор, ведя Марселину наверх в галерею. – А потом двери заперли, и все ушли, позабыли об этом месте, пока я не наткнулся на упоминания о нем в архивах. Аккуратнее, тут мокро, протекло все.

«Хороший материал для шоу, только идею надо оформить», – подумала Марселина, и мысль показалась ей такой приземленной, такой нормальной, в ней крылась неизбежная правда обыденности. Солнце по-прежнему поднималось в небо, Иисус стоял на горе. Теперь, отложив сюрреалистический головной убор в виде туфли, она снова вскрикнула: на полистироловой голове, которую Марселина раньше не заметила, красовалась настоящая шляпа с фруктами, хотя восковые ананасы и бананы изрядно запылились.

– Вот хорошее место, – Витор открыл дверь навстречу слепящему свету, в маленькую комнатку с огромным круглым окном во всю стену. Он похлопал по плетеному стулу. – Отсюда сможешь видеть все, а тебя никто не заметит, потому что никто не поднимает голову. А я буду время от времени приносить тебе чай.

Это был отличный бельведер, часть бывшего бара, как решила Марселина, обозревая уличную жизнь: продовольственный магазин, два бара, ресторан для любителей считать калории, химчистка, магазин видеотехники, китайская забегаловка, подъезды тридцати жилых домов, в том числе и ее собственного. Так близко, так тайно. Сколько раз, задумалась Марселина, Витор наблюдал за тем, как она входит и выходит из своего дома. Мороз по коже: может, враг сидел на этом самом месте и фиксировал все ее перемещения? Витор мог и не знать, не заметить разницы, как тогда, когда ее двойник не обратил на него внимания. Паранойя. Паранойя была вполне уместна.

Пару раз Марселина резко просыпалась, из-за уютного пыльного тепла, царившего под куполом, проваливаясь в дрему. Расследования, слежки никогда не были ее коньком. Вот бегать с камерами и звуковым оборудованием, ноутбуками и бланками разрешений – это да, это она любила. Витор приносил чай дважды. Он так и не спросил, зачем она наблюдала за серебряной дверью своего дома, не упомянул о ее дурной славе. Та продлилась недолго, довольно скоро настоящий скандал с чемпионатом мира изгнал Марселину с центральных страниц всех изданий, кроме «Глобу». Старики и старухи вернулись с пляжа. Уличные торговцы вышли на перекресток. В барах вынесли столики на улицу и включили телевизоры, люди возвращались с работы, заходили в магазин, покупали там воду, пиво и бобы. По периодическим скоплениям пешеходов Марселина изучила расписание поездов метро, прибывавших на станцию Копакабана. Она видела, что Витор занял свое привычное место за столиком, заказал чай и развернул газету. Друзья и знакомые останавливались с ним поболтать кто на секунду, кто на минуту, а кто и на час. «Хорошая жизнь, – подумала Марселина. Никаких тебе сложностей, инвестиции только в знакомства, все по-человечески и цивилизованно. Потом она подумала: – Да ты бы умерла тут, умерла со скуки уже через полчаса. Нет уж, подайте мне „Секреты секса от Супермоделей“ или „Как заниматься любовью как порнозвезда“».

Марселина не могла тянуть дальше и позвонила матери:

– Привет. Это я. Не вешай трубку. У вас все нормально? Все хорошо? Ты не напи… ну ты знаешь? Не вешай трубку.

– Ирасема очень обиделась. Я даже представить не могу, как больно ты ей сделала. Глория тоже, а я… я скорее разочарована. Разочарована и удивлена, это так на тебя непохоже, зачем ты так поступила? – В ее голосе звучала хрипотца – так выходило трехдневное водочное похмелье.

«Спроси ее, спроси ее сейчас, у тебя есть такая возможность». Весь день, пока удлинялись тени, она продумывала тактику, думала о вступлениях и переходах, ложных выпадах и уступках, обо всех остро заточенных инструментах из своего профессионального арсенала, но в итоге всякий раз натыкалась на одну стратегическую проблему: сначала извиниться, а насчет Трудного Вопроса позвонить позже или же выпалить все и сразу?

Марселина решилась:

– Я знаю, ты не поверишь, если я скажу, что это была не я. и я знаю, мне стоило бы извиниться прямо тогда. Не понимаю, зачем я начала тот спор, но начала, и мне очень жаль. – Это, по крайней мере, правда. Признать себя виновным в меньшем из зол. Еще один острый скальпель информационной торговли. – Ты, наверное, уже видела статьи в газетах.

– Ты в порядке? Все нормально?

«Ты лгунья и лицемерка? – спросила Марселина про себя. – Или ты уже такая старая и усталая, что сама веришь в свои выдумки?»

– Мам, я понимаю, это прозвучит странно… наверное, ничего более странного я у тебя никогда не спрашивала, но… я – единственная?

Молчание.

– Что, милая? Я не понимаю. О чем ты?

– Я имела в виду, у меня.

Марселина не закончила. Слышала, как мама суетится на том конце провода: «Что? Что? Что?» – но не обращала внимания. На противоположной стороне улицы, у подъезда, стояла она, та самая, красила губы, закрывала маленькую сумочку «Коко», а позади нее медленно закрывалась тяжелая дверь. Она. Ее злая сестра-близнец.

– Мам, мне пора. Пока. Люблю тебя.

Марселина бросилась через темную галерею, сбивая манекены и раскачивая костюмы на вешалках. Перескочила через гнилые перила, перепрыгивая по две ступеньки за раз. Лиловый вечер выплеснулся на улицы. Горели огни. Люди смотрели, когда она пробегала мимо. Куда-куда-куда? Туда. Марселина миновала перекресток, машины резко тормозили, агрессивно гудели.

– Дорогая… – окликнул ее Витор.

Хороший костюм. Хорошие каблуки, уверенные каблуки – прямо-таки видно, как они цокают по тротуару, и до нее уже двадцать, девятнадцать, восемнадцать человек. «Она ходит как я. Она – это я». Поворот налево. «Куда ты? От моей квартиры до твоего дома можно дойти пешком? Ты жила тут много лет, а я и не знала, наши пути и жизни находились совсем рядом друг с другом. Две Марселины?» Пятнадцать, четырнадцать человек.

Марселина протискивалась сквозь толпу гуляющих людей с детскими колясками, собачников и просто пешеходов. Она уже видела ее. Немного крупнее? Руки чуть шире, ногти неухоженные. Десять, девять, восемь человек. «Я уже прямо за тобой, если ты обернешься, то увидишь меня. Меня». Марселина поняла, что не боится. Страха нет. Это игра, ожог, автомобиль, угнанный на Руа Сакопан, картинки, которые сходятся воедино на монтаже, питчинг, когда они ловят идею, видят ее, когда она разворачивается перед ними, то мгновение, когда замысел воплощается в программу.

«Я прямо позади тебя».

Марселина протянула руку и дотронулась до плеча своего двойника.

– Простите.

Женщина обернулась. Марселина отпрянула. Нет, это не близнец. Сестру можно было бы узнать по различиям, несовершенству, еле заметным вариациям в ДНК. Но перед Марселиной стояла она сама, до последней родинки, до волосинки, до крошечного шрамика над верхней губой, до морщинок вокруг глаз.

– Ах, – сказала Марселина.. – Ох.

Она услышала лезвие раньше, чем увидела его – вопль энергии, арку синего света. Малисия сработала: ничего толком не сообразив, Марселина отпрянула и припала к земле, присев в «негачива ангола»[201]. Лезвие просвистело над ее лицом. Визг, крики. Люди бросились врассыпную. Машины останавливались и сигналили.