Истребитель магов - Дмитрий Казаков

– Я её нашел, понимаешь, – неуклюже размахивая руками, говорил юноша. Лицо его раскраснелось, глаза сверкали. – Она опять в «Зеленой розе», но уже по своей воле… Я её спросил, почему она ушла. А она ответила, что не привыкла принимать подачки. Что за свободу мне, конечно, спасибо, но жить она дальше будет сама, так, как захочет, и там, где захочет, а не там, куда её поселят насильно!

– Ох уж эти женщины, вечно от них одна морока! – глубокомысленно пробурчал Берг, разглядывая столешницу, заляпанную жирными пятнами.

– Вот я и не знаю, чего делать. – Голос Харальда надломился, точно тростинка в бурю. А на лице, обычно невозмутимом, как у статуи, застыло выражение отчаяния.

– А ничего ты не сделаешь, – пожал плечами Теневой. – Вот я видел у моря раковины, из которых добывают жемчуг, невзрачные такие, в скорлупе. Не подумаешь, что под ней драгоценность. Вот и у каждой женщины есть своя сердцевина, как жемчужина, у одних глубже, у других ближе к поверхности. Если ты сумеешь добраться до этой сердцевины, то все – она в твоих руках. Но женщины защищают себя, как и раковины, с помощью прочного панциря. У одних он сделан из жадности, у других – из взбалмошности, у третьих – из стервозности, у некоторых – из распутства. У твоей, похоже, защита из нескольких слоев.

– Но она любит меня, а я – ее!

– Это не важно. На то, чтобы пробить панцирь, могут уйти годы. Многим мужчинам не удается сделать это ни разу в жизни.

Харальд грустно всхрапнул, и его голова со стуком упала на стол.

– Эх, молодежь, – сварливо сказал Теневой, но в голосе его звучала нежность. – Пить не умеют, а туда же…

* * *

Проснулся Берг оттого, что его потрясли за плечо.

Подняв веки, он увидел Харальда, который с выпученными глазами сидел на стуле, и лицо его было таким, словно он только что побеседовал с говорящей мышью.

– Чего тебе? – прохрипел Теневой. После вчерашней попойки в голове покалывало.

– Где мы? – поинтересовался Харальд, недоуменно осматривая небольшую, бедно обставленную комнату.

– В «Спившемся демоне», – надрывно зевая, сообщил Берг. – Ты мне точно не сказал, где твой дом, и я решил заночевать здесь.

– А, да. – Харальд судорожно сглотнул. – Как болит голова, – пожаловался он, – и тошнит, точно тухлого мяса наелся…

– Так это же похмелье. – Берг зевнул ещё раз и, решив, что переполненный мочевой пузырь больше ждать не сможет, сел на кровати. – Ты что, ни разу в жизни не напивался?

– Нет. И больше не собираюсь!

– Ну-ну, – буркнул Теневой и принялся нашаривать под кроватью сапоги.

* * *

От завтрака Харальд отказался, и вообще был хмур и неразговорчив. Когда Берг возжелал осмотреть дом на улице Дырявых Горшков, он лишь угрюмо кивнул и теперь тащился впереди с таким видом, словно собрался умирать.

А за ночь в Бабиль нагло вторглась весна.

Небо было напоено просто сумасшедшей синевой, яростно щебетали птицы, пристыженные сугробы мягко оседали, исходя ручьями, и надо всем этим плыл запах пробуждающейся жизни, который можно услышать лишь раз в году – в конце февраля-начале марта. Этот запах заставляет сердце биться чаще, глаза с надеждой взирать на мир, полнит душу ожиданием чего-то нового, несбыточного…

Харальд, похоже, этого запаха не чувствовал.

Они прошли небольшой переулок, пересекли площадь, где множество голубей яростно дрались из-за крошек, а из дверей пекарни пахло свежим хлебом, и оказались на недлинной улице.

– Вот, – проговорил Харальд, останавливаясь. На лице его, измученном похмельем, появилась гордость.

Дом Бергу понравился. Толстые стены, узкие окна, гладкая крыша с возвышающимися над ней башенками. Дверь, способная выдержать удар тарана.

Такой дом легко оборонять.

– Войдем? – предложил Харальд, и в этот момент слегка скрипнула одна из ставен. Никакого ветра не было. Берг насторожился.

– Погоди, – сказал он серьезно. – Там есть кто?

– Нет и не может быть! – В голосе хозяина дома звучало раздражение. – Ара ушла, а кроме нее, ключ есть только у меня!

– Так, – Теневой проверил, достаточно ли удобно висит меч. – Но мы лучше будем соблюдать осторожность. Дай мне ключ!

Харальд с неохотой повиновался. Тяжелый ключ лег в руку Берга, и он направился к двери, не отрывая взгляда от окон. Но все было тихо.

Открывал он дверь, встав немного в стороне, чтобы пущенная изнутри арбалетная стрела, пробив дерево, не зацепила тело. Харальду он велел прижаться к стене и не торчать на виду. Тот сразу посерьезнел, а в руке его очутился метательный нож.

Дверь, слегка скрипнув, распахнулась.

Переждав, Берг выглянул из-за косяка.

Прихожая пуста, и спрятаться тут негде. Массивная старая вешалка в углу и более ничего.

Махнув рукой Харальду, он вошел.

– Я чувствую незнакомый запах, – пробормотал хозяин дома за спиной, но Теневой уже был уверен, что дело здесь нечисто. То самое чувство, что не раз предупреждало его об опасности, сейчас просто вопило, умоляя хозяина бежать.

Берг велел ему заткнуться и вытащил меч.

Толкнув следующую дверь, он вжался в стену. Но ничего не произошло. Здесь тоже было пусто. Стол, громадный комод времен основания города, легкий шорох где-то сбоку…

Он упал, и что-то гулко вжикнуло над головой. Послышался глухой удар, и Теневой с холодком осознал, что в него стреляли из арбалета, а он сумел увернуться. Повезло.

Выругался Харальд, и тут же дверь шкафа распахнулась, и оттуда, точно гадюка из норы, бесшумно выскочил высокий воин. Светло-карие глаза на его лице горели яростью, в правой руке был меч, а в левой – длинный кинжал.

По тому, как двигался воин, Берг понял, что справиться с ним будет непросто.

– Держи того, который стрелял! – крикнул он, поспешно вскакивая.

Мечи столкнулись, и тотчас зазвенела сталь где-то рядом – Харальд тоже вступил в бой. Похоже, что ожидавших в доме было всего двое, и эта мысль немного порадовала Теневого.

Больше радоваться было нечему.

Противник его оказался силен и умел, и, кроме того, он вчера не пил пива. Меч и кинжал мелькали с такой скоростью, что иногда сливались в единое сверкающее колесо, и Бергу приходилось использовать все свое умение, чтобы отражать атаки.

Он вертелся, словно белка на ветке, и пот заливал глаза. Во рту быстро пересохло, язык натыкался на сухую шершавую поверхность, похожую на песок. Ноги противно подкашивались, а в животе поселилось обессиливающее мерзкое подташнивание.

«Эх, не надо было вчера пить! – мелькнула мысль, когда острие кинжала пробило защиту, рукав на правом предплечье оказался разрезан, а по руке огненным бичом хлестнула боль. – Глядишь, и уделал бы этого наглеца…»