Семена прошлого - Вирджиния Клео Эндрюс

Я встретилась с Джоэлом взглядом. Он выглядел ханжески смиренно. Педантично разрезая на мелкие кусочки свой фруктовый пирог, он подцеплял их длинными пальцами, долго и сосредоточенно жевал одними передними зубами, как кролик морковь.

— Я откланиваюсь и ложусь спать, — провозгласил, наконец, Джоэл. — Я не одобряю званых вечеров и балов, Барт; тебе это известно. Вспомни, что произошло на вечере в честь твоего дня рождения. Памятуя это, тебе следовало бы поостеречься впредь. Я повторяюсь, но это пустая трата денег — развлекать людей, которых ты даже хорошенько не знаешь. Я также не одобряю людей, которые в этот священный день пьют, бесчинствуют и грешат. Этот день должен быть днем почитания Отца небесного и его Сына. Нам бы следовало всем молиться, стоя на коленях от рассвета и до полночной звезды. Так мы делали в монастыре, вознося Господу молчаливую молитву за наше появление на этот свет.

Поскольку никто из нас не сказал ни слова, Джоэл продолжил:

— Я знаю, что подвыпившие, веселые мужчины и женщины будут на этом балу выискивать себе новых партнеров. Я помню, как это происходило на балу в честь дня рождения. Грешная современная жизнь наводит меня на мысль о том, насколько чист был мир в годы моей юности. Люди тогда знали, как вести себя достойно в публичных местах. А что происходит за закрытыми дверями — все это сокрыто от наших глаз, поэтому не в нашей воле. Женщины в те времена не открывали своих задов; не стаскивали они с себя и юбки для каждого встречного. Теперь уже все не так.

И Джоэл обратил свои холодные голубые глаза на меня, а затем — на Синди.

— Те, кто грешит беспробудно, рано или поздно за это жестоко поплатится. А некоторые уже и поплатились. — И он со значением остановил свой взгляд на Джори.

— Старый сукин сын, — проговорила Синди вслед уходящему Джоэлу.

— Синди, не смей говорить таких слов! — взвился Барт. — В моем доме я не допущу непристойностей.

— Так пусть меня покарает Бог! — парировала Синди. — Я всего лишь повторила то, что слышала от тебя же, по тому же адресу. И более того, Барт Фоксворт: я собираюсь называть вещи своими именами, и даже в твоем доме.

— Тогда убирайся в свою комнату! — взревел Барт.

— Все веселятся, — съязвил Джори, направив свое кресло-каталку к лифту. — Что касается меня, то я подумываю над тем, не заделаться ли мне истовым христианином и не пойти ли помолиться…

— Для начала, ты никогда и не был христианином, — сорвался на него Барт. — Никто из здесь присутствующих не ходит в церковь. Но придет, придет день, когда каждый из живущих в этом доме будет обязан посещать церковь.

Крис встал и положил на стол салфетку, остановив суровый взгляд на Барте и Синди:

— С меня достаточно. Я долго слушал этот детский лепет, и меня удивляет, как взрослые люди в мгновение ока под влиянием каприза обращаются в младенцев.

Но Джори был задет, и теперь было не остановить и его. Он резко крутанул каталку вспять; его глаза загорелись гневом, ноздри раздувались от ярости; его обычно спокойное лицо было перекошено.

— Отец, прости меня, но мне есть что сказать. — И Джори обернулся к вставшему ему навстречу Барту. — Послушай-ка, младший братишка. Я верую в Бога, но я равнодушен к религии. Религия создана для того, чтобы манипулировать и наказывать. Ибо настоящий Бог людей, даже людей церкви, это — деньги.

— Барт, — вступила я в разговор, опасаясь за Джори, — время подниматься наверх.

Но лицо Барта побледнело, и он не слушал меня.

— Если ты веришь тому, что сейчас сам сказал, не удивительно тогда, что сидишь в инвалидном кресле и не можешь подняться. Ты наказан Богом, и тебе на это только что указал Джоэл.

— Ах, Джоэл, — усмехнулся Джори. Кому нужны занудные поучения старого маразматика? Я наказан каким-то идиотом, который намочил песок в колоннах в ту ночь! Бог не желал наказывать меня: он не пролил на Землю дождя. Просто садовый шланг поставил себя на место карающего Бога, и вот я здесь, а не там, в мире балета, для которого я рожден. И, как только я смогу, Барт, так я уеду отсюда! Я постараюсь забыть и не вспоминать больше, что ты — мой брат, которого я всегда любил и которому старался помогать.

— Браво, Джори! — закричала Синди, хлопая в ладоши.

— ПРЕКРАТИ! — заорала на Синди я, хватая ее за руку. Крис схватил ее за другую, и мы вдвоем оттащили ее от

набросившегося Барта. Синди сопротивлялась и пыталась освободиться.

— Проклятый лицемер! — кричала Синди Барту. — Я знаю, я слышала на твоем дне рождения, что ты собираешься использовать свою часть в местной общине…

Слава Богу, двери лифта закрылись, и Барт не добрался до ненавистной Синди.

— Привыкни держать рот на замке, Синди, — сказал ей Джори. — Ты только сделаешь Барта хуже. Я сам сейчас сожалею о том, что сказал. Ты видела его лицо? Не думаю, чтобы он притворялся или лицемерил в вопросах религии. Он чудовищно серьезен. Если Джоэл — действительно лицемер, то Барт — нет.

Крис очень серьезно взглянул на обоих перед тем, как выйти из лифта:

— Джори, Синди, послушайте меня внимательно. Я желаю, чтобы вы оба сегодня сделали все возможное, дабы бал прошел успешно для Барта. Забудьте вражду, по крайней мере, на один вечер. Он был нервным ребенком и стал еще более нервным взрослым. Он очень нуждается в помощи. Не психиатров, а тех, кто любит его. И несмотря ни на что, я знаю, что вы оба любите его так же, как мы с его матерью любим его — и нам не все равно, как сложится его судьба. Что касается Мелоди, то я навестил ее перед обедом, и она в самом деле не слишком хорошо себя чувствует, чтобы быть на балу. Она не позволила мне сделать медицинский осмотр, хотя я пробовал настаивать, и сказала, что ощущает себя чересчур толстой, чересчур неуклюжей и не может позволить, чтобы все гости удивленно ее разглядывали. Думаю, где-то она права. Но если будет на то ваша добрая воля, зайдите к ней и скажите ей несколько ободряющих слов, поскольку бедная девочка тоскует.

Джори, выкатив кресло из лифта, направил его прямо по коридору к своей комнате, игнорируя закрытые двери Мелоди.

Я и Крис одновременно вздохнули.

Синди добросовестно пыталась сказать что-то Мелоди через закрытую дверь. Когда ее попытки не принесли успеха, она оскорбилась.

— Я не позволю Мелоди испортить мне настроение. Она поступает глупо и эгоистично. Что касается меня, то я собираюсь сегодня великолепно провести время. Мне нет дела до Барта и его престижа; я повеселюсь в свое удовольствие.

— Я озабочен тем, что сказала Синди, — проговорил Крис, когда мы лежали вдвоем на нашей широкой кровати, стараясь заснуть перед балом. — Похоже, что ее так и не постигло осознание собственной безнравственности.

— Крис, не смей говорить так о Синди. То, что мы поймали ее с этим мальчишкой Лэнсом, не означает, что она распущенная девочка. Она в каждом встреченном молодом человеке старается узнать свою мечту, своего «принца». Если он говорит ей, что любит, она верит, потому что ей необходимо верить в это. Разве ты не понимаешь, что Барт своим обращением лишил ее уверенности в себе? Синди опасается, что она — именно то, что говорит о ней Барт. Она разрывается между отвратительным имиджем, созданным им, и имиджем чудесной, послушной и нравственной девочки, который создали ей мы. Синди — красивая молодая женщина, а Барт обращается с ней как с грязью.