Семена прошлого - Вирджиния Клео Эндрюс

На специально сооруженном помосте под ротондой ожидал оркестр. Музыканты вновь и вновь настраивали инструменты, а мои лодыжки над высокими каблуками сверкающих вечерних туфель начали ныть.

Я уселась на элегантный стул, собрала складки платья, чтобы сбросить под ними незаметно туфли, но платье также с каждой минутой начинало жать все больше и ощущалось все более тяжелым. В конце концов уселся и Крис, а Барт занял стул по правую руку от меня. Нам всем становилось все тяжелее, мы будто сдерживали от ожидания дыхание. Не сидел на месте один Джори, передвигаясь от окна к окну и докладывая нам об увиденном.

Я знала, что наверху изнывала в ожидании Синди, которая давно была полностью одета и лишь предвкушала момент, когда можно будет появиться в полном сиянии своей красоты и эффектно спуститься с лестницы, опоздав слегка «по последней моде».

— Должно быть, они опоздают, но приедут, — задумчиво проговорил Джори, когда на часах была половина одиннадцатого. — Просто на обочинах дорог скопилось много снега, и это создает трудности в движении.

Губы Барта были плотно сжаты, а глаза — холодны, как лед.

Никто ничего не говорил. Я же опасалась даже рассуждать на тему, отчего никто не приехал. Тревор нервничал.

Чтобы думать о чем-нибудь постороннем, я сосредоточилась на столах, которые напомнили мне самый первый увиденный мной бал в Фоксворте. Все было очень похоже: красные льняные скатерти, серебро, фонтан с шампанским. Огромные блюда, распространяющие чудесные ароматы, горы деликатесов на хрустальных тарелках; фарфор, золото и серебро… В конце концов я больше не в силах была ждать и положила себе на тарелку, чтобы отведать того и сего, что вызвало неудовольствие Барта: он пожаловался, что я разрушаю сервировку стола. Я шутливо поморщила по его адресу нос и передала Крису тарелку, наполненную его любимыми кушаньями. Вскоре и Джори присоединился к нам.

Красные настоящие восковые витые свечи догорали. Желатиновые башни начинали оседать и разрушаться. Расплавленный сыр застыл, а подогретые соусы загустели. Шеф-повара с недоумением поглядывали на нас, а я отвернулась, чтобы не оказаться целиком во власти дурных предчувствий.

Все комнаты были в прекрасном рождественском убранстве: уютные, освещенные свечами. Незанятые, предоставленные самим себе слуги начали шептаться — они уже устали от ожидания.

Сверху выплыла Синди в великолепном пунцовом наряде, который сразу затмил мой скромно отделанный бусинами наряд. Ее платье было туго схвачено в талии, на плечах были слои гофрированных оборок, демонстрирующих плечи и составляющих великолепное обрамление для чуть выступающих грудей. Юбка была шедевром гофрировки и заканчивалась водопадом белых цветов, ниспадающих вперемежку с прозрачными кристаллами. В волосах Синди также были рассыпаны белые цветы, и в целом ее убранство напоминало небезызвестное в духе Скарлет О'Хара.

— А где приглашенные? — спросила она, оглядываясь с недоумением, и сияющее выражение ее лица померкло. — Я слушала и слушала сверху, но, не дождавшись звуков музыки, чуть вздремнула, а когда проснулась, то подумала, что пропустила все веселье…

Она сделала паузу, и постепенно страшное разочарование омрачало ее личико:

— Нет, не говорите мне только, что никто не приехал! Я не перенесу этого! — И она трагическим жестом закрыла лицо.

— Никто пока не приехал, мисс, — тактично поправил ее Тревор. — Они, вероятно, сбились с пути; но вам я должен признаться, что вы выглядите сказочно-прелестной, так же, как и ваша матушка.

— Благодарю вас, — ответила Синди, проплыв, как настоящая дама, к Тревору и запечатлев на его щеке дочерний поцелуй. — Вы тоже очень впечатляете. — И Синди, невзирая на изумленный взгляд Барта, побежала к пианино. — Пожалуйста, могу ли я начать? — спросила она у миловидного дирижера, который, кажется, обрадовался хоть какому-то событию.

Синди ударила по клавишам, запрокинула голову и запела: «О, Святая ночь; о, ночь, когда звезды сияют…»

Я с изумлением смотрела на девочку, которую, как мне казалось, знала. Это была нелегкая вокальная партия, но она сделала ее так искусно, так эмоционально, что даже Барт перестал нервно ходить туда-сюда и оторопело взирал на Синди.

В моих глазах стояли слезы. Отчего же ты, Синди, столько времени скрывала такой чудный голос? Сколько в нем было чувства… Музыканты подхватили мелодию, следуя более за голосом Синди, чем за ее игрой.

Когда Синди закончила петь, мы все взорвались аплодисментами. Джори закричал:

— Сенсация! Фантастика! Абсолютное совершенство, Синди! Ах, ты, змея — ты никогда не говорила нам, что продолжаешь заниматься вокалом.

— А я не продолжала. Это я просто выразила голосом то, что ощущаю.

Синди скромно потупила взгляд, затем исподтишка взглянула на изумленное выражение лица Барта. Барт был не только ошеломлен, как мы все, но явно доволен.

Впервые для него было чем восхищаться в Синди. Но улыбка удовлетворения быстро истаяла на губах Синди и превратилась в грустную усмешку, будто она сожалела, что Барт не оценил ранее ее прочие достоинства.

— Я люблю рождественские гимны и вообще религиозные песнопения; они настраивают меня на торжественный лад. Однажды я пела в школе, и учитель сказал мне, что у меня много чувства в голосе, что позволит мне в будущем стать певицей. Но я сама собираюсь стать актрисой.

Смеющаяся и счастливая, Синди развеселила всех нас, и мы стали праздновать Рождество в семейном кругу, игнорируя до поры до времени неприезд гостей. Синди непрерывно играла на пианино и пела.

Но восторг и очарование для Барта уже прошли.

Он вновь и вновь подходил к окнам, торжественный, натянутый, с прямой спиной.

— Они не могли игнорировать мои приглашения, — бормотал он.

Я тоже не могла себе представить, как его друзья по бизнесу решились оскорбить своего наиболее важного клиента. К тому же, весть о роскошных приемах в Фоксворте уже разнеслась, и вряд ли кому-то покажется несоблазнительным такое приглашение.

Барт продолжал строительство своих миражей по обогащению, но пускался в такие способы, которые Крис назвал бы слишком рискованными. Барт рисковал всем и всегда… и подсчитывал доходы. Только теперь я поняла, что у моей матери, вероятно, был тонкий расчет. Если бы она завещала Барту все огромное наследство единовременно, он бы не работал так увлеченно над увеличением наличной доли. А с такими успехами состояние Барта вскоре должно было превысить состояние Малькольма.

Но что значили эти деньги в его теперешнем глубочайшем разочаровании? Он был настолько расстроен, что даже не прикоснулся к еде. Однако обманутые иллюзии он постарался утопить в ликере, и не прошло и часа, как Барт, накачавшись сильными напитками, вновь мерил пол шагами, становясь с каждым шагом все злее и раздражительнее.

Я переживала этот удар как свой собственный, и вскоре, помимо моей воли, по моему лицу побежали слезы.