Пасынки безмолвия - Андрей Фролов

Он повернулся, глядя на лежащую у его ног девушку, словно только сейчас заметил не только ее разум, но и издырявленное тело.

– Да, Яна, в каком-то смысле вы тоже люди… Но лишь искусственные палеоантропы, выражаясь терминологией вашей актуальной науки… Предшественники, отмершие ступени… Несколько миллионов подопытных животных, участвующих в самом грандиозном эксперименте в истории человечества. Актеры гигантской модуляции происходившего на нашей планете века назад…

– Этого не может быть!

– Оно всесильно и блистательно, разве этого никто не замечает?

– Упаси меня Божество, когда это прекратится! Убирайтесь вон из моей головы!

– Неужели то, о чем говорит это странное уродливое создание, правда? – пытаясь абстрагироваться от панических выплесков со стороны остальных, задумался Сорока, тут же получив утвердительный сигнал от раненого инженера.

Ему же вторил ответ троицы великанов, терпеливо дожидавшихся, когда схлынут эмоции.

– Да, это правда. Ваши предки были любовно воссозданы на основе сохранившегося на планете генетического материала. Помещены в условия первого постапокалиптического периода, реконструированные со всем возможным старанием. Расселены под Купола и на так называемый Циферблат. И отпущены на самостоятельное размножение и развитие. Под нашим пристальным наблюдением, естественно.

– Но Америка? Старый Свет? Австралия? Воздушное сообщение! Транспорты с пищей, животными и оборудованием?! Вы врете!

– Нет, корпоративный патриций Артемидий, мы не врем. Вокруг Новосибирска уже давно ничего нет. Голь, как ее называет вид, населяющий Периметр. Страшная Голь, где сгинуло немало отчаянных смельчаков и караванов. Там наши дозорные машины перехватывают тех, кто по незнанию, глупости или склонности к авантюрам решился увидеть дальше собственного носа. Некоторых мы отправляем обратно, заставив уверовать в нечто, отбивающее охоту следующих поколений исследователей. Некоторые исчезают. А других подкупольных городов не существует. Уже больше семисот лет. Вся «иностранная» пища или оборудование, якобы поступающее из иных государств или континентов, изготовлена на наших фабриках, участвующих в проекте реконструкции.

– Да вы же настоящие звери… – протранслировала, словно выдохнула, Погремушка.

Сорока был уверен, что если бы егерь могла, она сейчас встала бы с пола и от души надавала великану по его уродливой харе. Других повествование смуглого существа с цепью на шее оскорбило и покоробило не меньше, но свое негодование они предпочли выразить более сдержанно.

– Ради чего? – задумчиво, постепенно смиряясь с правотой пришельца, поинтересовался Селиванов. – Зачем вы так издеваетесь над нами?

От этого наивного вопроса из уст того, кто еще днем гонялся за ним по рынку с автоматом наперевес, Павел выплюнул призрачный шлейф негодования и насмешки. Патриций, впрочем, не отреагировал, неотрывно глядя на великанов. По его лицу, бисером блестя на ресницах, катился едкий пот.

– Ради изучения своих предков, конечно же, – спокойно ответило существо, считающее себя человеком. – Ради анализа мотиваций, психологии, поиска первопричин жестокости и войн, ради препарирования вашего несовершенного сознания и вычисления его отклонений. Как лабораторные крысы прошлого становились героями, спасая жизни людских поколений, так и вы помогаете нам и нашим детям. Ваша злость, любовь, преданность, стремление к деструкции и самодеструкции, ваша склонность к пожиранию слабых и социальному расслоению – наш интерес к этим качествам, нынче почти изжившим себя, невозможно переоценить…

Великан снова наклонил голову, повторно пародируя жест соучастия и заботы.

– Мы хотим понять, могло ли человечество двигаться по иному пути, нежели существующий… – Он обвел взглядом крохотных глаз остальных присутствующих. Его двойные веки часто моргали. – Для этого и была создана реконструкция…

И снова шум, забивающий мысли:

– Вы просто звери…

– Я не могу поверить.

– Это невозможно, невозмо…

– Ну и денек выдался, да, батяня?

И только инженер, полумертвый, но ухваченный за руку на самом пороге непроглядной тьмы:

– Почему вы вмешались? Почему именно сейчас, здесь, когда должна решиться судьба этих двоих пустышечников и всей Лотереи Равновесия?

Великан, повернувшийся к Петру, казался заинтересованным. Так ребенок смотрел бы на таракана, пытающегося приклеить обратно оторванную лапку. Наконец большеголовый кивнул, отчего цепочка на груди тонко зазвенела.

– Наш анализ действительно показал, что многие особи в этом помещении совсем скоро издохнут… – Существо, именующее себя человеком, но так не похожее ни на Сороку, ни на Артема, протянуло руку, указав на бывшего рыночного торговца. – Но наблюдение за последней охотой на победителя дало неожиданные результаты. Благодаря которым нам стал крайне интересен образец по имени Павел Сорокин…

Тот вздрогнул.

Точнее, тело его осталось неподвижным – лишь все стремился и стремился вперед примороженный затвор «Рогалева», – но душа содрогнулась в ожидании чего-то страшного, неописуемого.

– Мы хотим досконально исследовать мозг Сорокина… – бесстрастно продолжало существо с цепью и кулоном, а стоящие за его спиной соратники величественно кивнули. – Любопытный образчик. Он хорошо осознает, какую угрозу представляют его племени жители Куполов… Он не готов сдаваться и на протяжении многих часов дерется за свою жизнь. При этом образец не в состоянии причинить сознательный вред обитателям Девяти Куполов… Он пытается спасти раненого. Минуту назад отказался от подрыва этого помещения, даже если бы поступок сделал его героем в глазах соотечественников. Наши специалисты зафиксировали ярчайший парадокс мотиваций, подкрепленный экстравертивным чувством социальной несправедливости, а это одна из самых интересных сфер исследования палеоантропов… Поэтому мы изымаем Сорокина для изучений…

На этот раз мыслесфера, в которой хлестко сцепились логосами шестеро парниковых, двое людей и три неведомых отродья, не взорвалась всплеском. Она вдруг затихла, будто в ожидании, и Павел почувствовал, что теперь все внимание приковано к нему.

Существа в балахонах рассматривали парня спокойно и внимательно. Пока мягко и ненавязчиво, но они по-хозяйски изучали его сознание, ощупывая пушистыми щупальцами своих мыслей. Предвкушали и терпеливо ждали. И когда сам Сорока, почти готовый лишиться чувств, хотел закричать, старший великан снова подал голос:

– А теперь… я желаю вашим душам легкости и покоя. Потому, как я и обещал, готов ответить на один вопрос от каждого. Смелее.

Первой оказалась Яна. Все еще уткнувшаяся лицом в пол, она спросила так, словно стояла на эшафоте, надменно глядя в глаза своим палачам.

– Я хочу знать, когда ваш ублюдочный эксперимент прекратится?

– Когда система реконструкции даст глобальный сбой или наши ученые наберут достаточно материала для дальнейшего изучения без необходимости поддерживать жизнеспособность полигона, – честно и хладнокровно ответил ей здоровяк с огромной головой.