Рождение Чарны. Том 1. Шпионы Асмариана - А.Д. Лотос

Поднимаясь на ноги, я боковым зрением отметила, что горящие пламенем бездны зеленые глаза поблекли… Он испуганно озирался и теперь смотрел на меня без того всепоглощающего гнева. Скорее, это похоже на детское удивление…

Я подбежала к женщине, ставшей моей спасительницей, и встала за ее спиной. А если бы могла — то спрятала бы лицо у нее на груди. Дура! Ну что, пообщалась с незнакомцем⁈ Тебе еще повезло, что он не носит с собой оружие! Твое любопытство когда-нибудь тебя погубит.

— Лиджи Тония… Простите, — лепетал теперь названный Ариэном, даже слегка заикаясь. Замороженная рука висела плетью вдоль корпуса, но он этого, казалось, не замечал. — Эта девушка… Она пришла мешать мне… Богиня не хочет, чтобы она тут была… Простите, я не хотел вас обижать! — он протянул ко мне здоровую руку, будто хотел помириться, и явно намеревался сказать что-то еще, но Друидка прервала его.

— Довольно, Ариэн. Закончим на этом. Мастерская в вашем распоряжении! Мы с Минати покидаем вас.

И, приобняв меня за плечо, Тония направилась к выходу из комнаты. Какая она прекрасная женщина. Она всегда приходит в самый нужный момент…

* * *

Высокая Правительница ушла. За ней ушли страх и холод. Она увела с собой молоденькую девушку с глазами небесного цвета. Так холодно. Тут так холодно.

Мольберт лежит на полу… Почему он на полу? Уронило порывом ветра? Нет, окна закрыты. Руки в краске. Ах да, я же рисовал. У меня ничего не вышло.

«У тебя все время не получается! И никогда не получится. Недостойный лицезреть лик богини. Ты всего лишь пáльта [3: Па́льта — раб (мет.)]!»

Опять они. Хватит, я вам говорю! Мне нужно сосредоточиться… Нужно время, чтобы… Мне нужно…

Хмм, голубая краска. Почти вытекла. Непорядок. Как же мне теперь рисовать?.. Краска цвета глаз ушедшей. Невероятно красивые глаза. И пятна от краски на полу. Это что, кровь?

Что тут такое произошло? Погром какой-то. Лед повсюду. И бедная девушка. И страх. И холод. Мне нужно… Извиниться, да! О да! Кажется, я чем-то напугал ее! Но она унесла страх с собой. Она не навредила мне!

«Теперь Ариэн пойдет извиняться! Пáльта пойдет извиняться! Умора!»

Сейчас, только вытру руки… Куда же Высокая Правительница могла увести ее?

* * *

Я попытаюсь найти ту девушку и извиниться… Все руки, вся одежда, все в краске. Это не страшно, это поправимо… Дверь, потом в коридор… Темный коридор, наполненный жуткими призраками и тенями. Не смотри на них, не смотри! Закрой глаза! Быстрее. Быстрее! Направо, теперь направо, на свет!

Тут лестница. Большая лестница, да… Высокая Правительница не повела бы обиженную девушку наверх. Ей не нравится наверху. Она поведет ее в сад, да! Она любит свой сад… Я это изучил, запомнил… Голова, опять болит голова…

Направо. Из светлой залы дверь направо, там сад… Там…

Да, я слышу голоса! Это голос Высокой Правительницы! Она вновь что-то рассказывает… Какими волшебными и яркими были ее истории тогда, в детстве… Когда мы с Ману́ покупали карамельных медвежат на палочке и бежали в парк при Храме, слушать Высокую Правительницу… Забывая под ее сладкими речами о лакомствах, дыша в унисон и рисуя картины великой древности… Картины…

— … Его не просто так зовут Безумцем. На самом деле он скорее помешан… Фанатик. Считает, что сама богиня Митара позволила ему, не-магу, не-Друиду, написать свой портрет. Мы сочли все это шуткой! Мало кто воспринимает его всерьез. Даже собственный отец… Никто из смертных не видел богиню. Только Друид способен запечатлеть ее лик. А иные изображения запрещены…

Что? Что Высокая Правительница такое говорит! Это… Это наглая ложь и клевета!

— Вы не смеете порочить слова самой Превеликой Богини Митары! Вы неверующая, вы… Лгунья! Лжепоклонница!

В прекрасной цветущей оранжерее на скамье, покрытой подушками, сидели две женщины. Испуганная девушка с глазами небесного цвета. У ее левого виска фиалками расцветал синяк. Она прижимала руки к груди и волнами от нее исходил ледяной страх. На ее коленях сидел черный кот. Дурной знак. Высокая Правительница, поджав губы, глянула на меня презрительно… Куда же делись сахарные мишки и голос, летящий в небо?

— Ариэн, подите прочь. И больше никогда не смейте появляться в этой части Дома. Я вам запрещаю, — твердый строгий голос, отрезающий еще один кусочек воспоминаний. Неясная мука… Одинокие слезы и мольбы… Боль из головы медленно растекается по всему телу. Рука онемела и рассыпалась.

Стражи в зеленых мундирах со злобными глазами вытолкали меня прочь. Закрыли плотно двери. В легкие проникали лишь капли воздуха, в ушах звенело от непередаваемого гама чужих голосов. Это марево, оно рассеется… Должно когда-то рассеяться. Когда я напишу Ее Портрет. Марево настоящего…

Это правда, все правда! Сама Богиня благословила меня! Ведь я лучший! Никто не сравнится со мной в мастерстве!

Сделав пару шагов назад, подальше от проникающих, острых как пики взглядов, оступился. Еле вернул равновесие и побрел куда-то дальше. Вперед больше не имеет значения. Только здесь. Только тут. Только сейчас. Больше ничего нет.

Лестница. Богатый красивый дом… Одиночество… Тягость… Любовь…

Тогда… Это было тогда, четыре года назад…

* * *

3356 год Друидского календаря. Асмариан. Особняк Ава́джо. Лето

В знойные дни первого летнего месяца, когда аристократы и богачи предпочитают выезжать на отдых за пределы городских стен, в особняке Правителей Аваджо было необычайно многолюдно. Внутрь пропускались лишь самые избранные — представители древнейших фамилий, купцы, специально прибывшие с далекого юга Болот, ценители тонкого искусства. Более простая публика толпилась за воротами в ожидании сплетен и красочных рассказов. В поместье, в золоченой центральной галерее открылась ежегодная Летняя выставка картин признанного портретиста и художника Ариэ́на Ава́джо, красавца и наследника колоссального состояния. Выставка имени меня.

Моя незабвенная матушка Адела́ния Аваджо, в девичестве Норва́нно, первой обнаружила мой талант к живописи и, пятилетнему, вложила в руку кисть. Со всей материнской любовью и нежностью, она учила своего маленького сына смотреть глубже, видеть потаенное в обыденном, замечать краски туманов и румянцев юных дев. Ведя меня за собой по каменистым дорожкам Храмового парка, она срывала благоухающие сочные плоды и показывала червячков, живущих внутри. Открывая мир красок, взрослых чувств и переживаний, дрожала, когда нагрузившийся отец ломился в дверь ее спальни. Однажды она не выдержала, собрала вещи, драгоценности… Я помнил ее кудрявую белокурую головку, серебристые глаза, заполненные слезами, и слова:

— Ты со всем справишься. Только не бросай писать. Мы скоро будем вместе, я обещаю!

Больше