По ком звонит колокол - Эрнест Хемингуэй

— Не связывайся с ним, Ingles, — сказал плосколицый, сосломанным носом, которого звали Примитиво. — Он пьян. Лучше расскажи, что у васразводят, в вашей стране.

— Рогатый скот и овец, — сказал Роберт Джордан. — Хлеба ибобов у нас тоже много. И сахарная свекла есть.

Роберт Джордан, Ансельмо и Фернандо теперь сидели за столом,и остальные придвинулись к ним — все, кроме Пабло, который сидел один передмиской с вином. Подали тушеное мясо, такое же, как накануне, и Роберт Джордан сжадностью накинулся на еду.

— А горы у вас есть? Судя по названию, в такой стране должныбыть горы, — вежливо сказал Примитиво, стараясь поддержать разговор. Ему былостыдно за пьяного Пабло.

— Гор много, и есть очень высокие.

— А пастбища хорошие?

— Замечательные! Летние высокогорные пастбища, которыепринадлежат государству. А осенью скот перегоняют с гор вниз.

— А земля у вас кому принадлежит — крестьянам?

— Земля большей частью принадлежит тем, кто ее обрабатывает.Сначала она принадлежала государству, но если человек выбирал себе участок иделал заявку, что он будет его обрабатывать, ему давалось право владения на стопятьдесят гектаров.

— Расскажи, как это делалось, — попросил Агустин. — Такаяаграрная реформа мне нравится.

Роберт Джордан объяснил сущность гомстед-акта. Ему никогдане приходило в голову, что это можно счесть аграрной реформой.

— Здорово! — сказал Примитиво. — Значит, у вас в странекоммунизм.

— Нет. У нас республика.

— Я считаю, — сказал Агустин, — что при республике всегоможно добиться. По-моему, никакого другого правительства и не надо.

— А крупных собственников у вас нет? — спросил Андрес.

— Есть, и очень много.

— Значит, несправедливости тоже есть.

— Ну, еще бы! Несправедливостей много.

— Но вы с ними боретесь?

— Стараемся, все больше и больше. Но все-такинесправедливостей много.

— А есть у вас большие поместья, которые надо разделить начасти?

— Да. Но есть люди, которые думают, что такие поместья самипо себе разобьются на части, если облагать их высоким налогом.

— Как же это?

Подбирая хлебом соус, Роберт Джордан объяснил системуподоходных налогов и налогов на наследство.

— Впрочем, крупные поместья стоят как ни в чем не бывало, —сказал он, — хотя у нас есть еще и поземельный налог.

— Но ведь когда-нибудь крупные собственники и богачивосстанут против таких налогов? По-моему, такие налоги могут вызвать переворот.Недовольные восстанут против правительства, когда поймут, чем это грозит им,вот как у нас сделали фашисты, — сказал Примитиво.

— Очень возможно.

— Тогда вам придется воевать, так же как нам.

— Да, нам придется воевать.

— А много в вашей стране фашистов?

— Много таких, которые еще сами не знают, что они фашисты,но придет время, и им станет это ясно.

— А разве нельзя расправиться с ними, пока они еще неподняли мятеж?

— Нет, — сказал Роберт Джордан. — Расправиться с ниминельзя. Но можно воспитывать людей так, чтобы они боялись фашизма и сумелираспознать его, когда он проявится, и выступить на борьбу с ним.

— А знаешь, где нет ни одного фашиста? — спросил Андрес.

— Где?

— В том городе, откуда Пабло, — сказал Андрес и усмехнулся.

— Ты знаешь, что у них там было? — спросил Роберта ДжорданаПримитиво.

— Да. Я слышал об этом.

— Тебе Пилар рассказывала?

— Да.

— Всего она не могла тебе рассказать, — тяжело выговорилПабло.

— Тогда ты сам расскажи, — сказала Пилар. — Если я ничего незнаю, расскажи сам.

— Нет, — сказал Пабло. — Я никому об этом не рассказывал.

— Да, — сказала Пилар. — И никогда не расскажешь. И тыдорого бы дал, чтобы этого не было.

— Нет, — сказал Пабло. — Неправда. Если бы повсюдурасправились с фашистами, как я расправился, война бы у нас не началась. Но ябы хотел, чтобы все это было сделано по-другому.

— Почему ты так говоришь? — спросил его Примитиво. — Разветы теперь иначе смотришь на политику?

— Нет. Но там было много зверства, — сказал Пабло. — В тедни я был злой, как зверь.

— А сейчас ты пьяный, — сказала Пилар.

— Да, — сказал Пабло. — С вашего разрешения, я пьяный.

— Зверем ты мне больше нравился, — сказала женщина. —Пьяница — это гаже всего. Вор, когда он не ворует, — человек как человек.Мошенник не станет обманывать своих. Убийца придет домой и вымоет руки. Нопьяница смердит и блюет в собственной постели и сжигает себе все нутро спиртом.

— Ты женщина, и ты ничего не понимаешь, — спокойно сказалПабло. — Я пьян от вина, и у меня было бы хорошо на душе, если б не люди,которых я убил. Мне горько о них думать. — Он мрачно покачал головой.

— Дайте ему того, что Эль Сордо принес, — сказала Пилар. —Дайте ему, пусть приободрится хоть немного. А то так загрустил, что мочи нетсмотреть.

— Если бы я мог вернуть им жизнь, я бы вернул, — сказалПабло.

— Иди ты, так тебя и так, — сказал Агустин. — Ты где этоговоришь?

— Я бы их всех-воскресил, — грустно сказал Пабло. — Всех доединого!

— Заткни глотку! — заорал на него Агустин. — Заткни глоткуили убирайся отсюда вон. Ведь ты фашистов убивал!

— Ты меня слышал, — сказал Пабло. — Я бы воскресил их всех.

— А потом пошел бы по водам, как посуху, — сказала Пилар. —В жизни не видела другого такого человека! Вчера в тебе еще было немногомужества. А сегодня ничего не осталось, и на полудохлого котенка не хватит. Ион еще радуется собственной мерзости.

— Надо было или всех убить, или никого не убивать. — Пабломотнул головой. — Всех или никого.

— Слушай, Ingles, — сказал Агустин. — Как это случилось, чтоты приехал в Испанию? Не обращай внимания на Пабло. Он пьян.

— Первый раз я приехал двенадцать лет тому назад, хотелизучить страну и язык, — сказал Роберт Джордан. — Я преподаю испанский вуниверситете.