Господин Разрушитель - Марина Лётная

— Всё будет хорошо, — едва слышно шепнула девчонка мне на ухо и уже уткнулась тёплыми губами в щёку. — Вы помиритесь перед концертом. Что-нибудь придумаем.

Никаких гарантий словам Евы, конечно же, не было, но я, всё ещё пребывая в ужасе от её выходки, предпочёл согласно кивнуть. А рот сам по себе ухмыльнулся. Без моего ведома.

С Никольской я чувствовал себя неодиноким в этом чёртовом автобусе. Она каким-то волшебным образом смягчала все мерзотные обстоятельства.

Бесстыдно притянула меня за подбородок и вовлекла в довольно откровенный глубокий поцелуй, от которого я очухался уже без памяти, с трепетом в груди и со стояком между ног.

В благой тишине мы так и ехали до самого Новокузнецка. И только возле моего уха иногда раздавались звуки сопения.

49. Настоящий друг

Мы встретили лето в тур-автобусе. Я быстро привык отмечать очередной отыгранный концерт не с рюмкой в кругу рокеров, а с Никольской. На постелях отелей. И, когда выдавалась возможность уснуть в её объятиях, обязательно этим пользовался. После тепла, ароматерапии, запахов, что источали её кожа и волосы, я просыпался, словно в райском саду, и был готов сносить блядский игнор в коллективе и выматывающие шоу.

За плечами оказались Красноярск, Кемерово, Новосибирск, Омск, Тюмень, Екатеринбург. Городов в нашем списке прибавлялось столько, что я начинал подзабывать названия. Мы с Муратовым даже побывали в родном городе — от чего, видимо, оба остались не в восторге. В тот день мы не выходили из номеров, отсиживаясь до выезда в одиночестве. Теперь автобус плавно двигался в обратном направлении по стране, чтобы в августе мы закончили тур на юге.

Что было странно. Меня не так сильно волновал раскол в группе, как поведение Лёши. Из-за того, что из всех парней у меня была возможность общаться без риска только с ним, с каждым днём выносить его затянувшуюся депрессуху становилось всё накладнее для моей расслабившейся психики. Я находился в таком состоянии… Мягко говоря, навеселе без беленькой. Совершенно беспричинно переобулся в оптимиста, начал успокаивать себя мыслями о новых возможных проектах. В конце концов, разбегутся эти бараны — займусь карьерой девчонки и Муратова. А там что-нибудь да придумаю. Приближался тот день, когда ему не придётся выставлять себя чужим человеком. Но Лёша всё больше походил на постояльца психбольницы.

На сцене вёл себя до неузнаваемости дико, даже с учётом жанра и Юдинского стиля. Стачивал об струны пальцы до крови, придумал купать в ней своё лицо и восторженных фанаток, лижущих ему руки. Плясал, как ошалелый, и умудрялся одновременно играть рифы, пока не заканчивал шоу без окровавленной рубашки на полу. А на этом моменте я мог даже не пытаться засовывать в трусы микрофон. Полуголого Господина оказалось недостаточно, чтобы перебить эффект от его телодвижений.

Всё это стало фирменным набором Death Breath, без которого шоу можно было считать неудачным. Муратов, в честном бою отвоевав себе мой титул всенародного трахателя, уже в паре шагов за кулисами терял свой интерес к чему бы то ни было. Безжизненно оттирал от унылого лица грим и редко отвечал на адресованные ему вопросы. Вслед за экономной речью он решил ограничивать себя и в еде, пропускал приёмы пищи всё чаще. В реальной жизни гитарист был мало похож, не то что на альфача — на живого человека. Он давно держался на расстоянии от потенциальных предателей и воспользовавшейся им Евы. Смотрел только, как девчонка лезет ко мне целоваться на глазах у всей группы, и всё больше чах. Но на Никольскую ему было похуй, я это знал… Он всё ещё убивался из-за того, что ему рассказал я про Виолетту Сергеевну.

Испытывая скверные совестливые позывы, я начал догадываться. Лёша теряет связь с собственным рассудком, часами смотря в боковину койки… Ему нужно было вернуться к жизни.

— Вань, возьми, — я улучил момент, когда в гримёрке после концерта не останется никого, кроме нас двоих, и закрылся изнутри на щеколду.

Снаружи тут же раздались стук и матерные вопли, но мне было срать. Я довёл человека до прострации, а теперь протягивал ему коробку с новым телефоном и сим-картой.

Муратов поднял на меня свой тяжкий пустой взгляд, словно это было равносильно двухсот центнеровой штанге.

— Зачем? — подавлено пробасил он.

Как раньше я больше не покрывался язвами, услышав этот голос. Наоборот, даже порадовался, что гитарист ответил.

— Я тут подумал… — перешёл на шёпот. — По прилёту в Москву и в коттедже ты звонил матери? А сейчас не звонишь. Если помнишь номер, скажи хоть, что живой.

— Переживаешь за мою мать? — кисло усмехнулся Лёша, равнодушно разглядывая коробку в моей всё ещё протянутой руке.

— Нет… Вообще-то… за тебя, — когда же я смогу не крючиться от жалости, глядя в его морду…

Гитарист потеряно моргнул, будто совсем не одуряя, что я ему сказал.

— Что с тобой происходит?

Конечно же, он промолчал. Я, не выдержав, впихнул в его руки коробку и с дрожью вздохнул, не справляясь с тотальным игнором.

— У тебя есть… друзья? Братья там… Может, стоит с ними созвониться? — неловко предположил я, на что Лёша едва заметно мотнул головой.

Даже его отросшие кудри, перепачканные в краске, почти не шевелились. Пока я держал гитариста в заложниках, дверь в гримёрку дрожала от стука, а щеколда угрожающе позвякивала. Юрген вышел из себя.

— Ладно, я понял… Что ты решил, Лёш? Может, ну его… Как закончится тур, я займусь твоей сольной карьерой.

Начиная с Новокузнецка и до сегодняшнего дня Муратов ещё держал оборону перед фанатами. На скандирования, умоляющие его запеть или хотя бы заговорить в микрофон, выдавал надрывные рифы, заставляя всех сморщиться и заткнуться.

— Вы с Кисой вместе? — орали под сценой. На это он не уставал отрицательно мотать головой и издавать на струнах отвратительный скрежет. — Скажи ртом! Ваня-я-я!

Я ждал, что он решит, как и фанатки. Захочет ли ради сию минутных денег и славы поддержать интерес к группе. И вместе с этим захоронить свою сольную карьеру. И каково же было моё удивление, когда он…

— Я согласен спеть под его именем. И быть им… То, о чём мы с тобой договаривались раньше, мне больше не нужно.

Это звучало так неубедительно и надломлено, что меня затошнило. Что он нёс?

— Почему? — затерялся мой сиплый вопрос в стуке в дверь. Я обозлённо взревел в её сторону. — Эй! Дай нам пять минут?!

— Да? А может, вы там камеры устанавливаете, чтобы потом нас обвинить?!

Последний удар сдавшегося Юргена прогремел в