Шторм света - Кэт Розенфилд

– Это просто бессмыслица какая-то. – Кэмерон гневно смотрит на Изобретателя. – Вы должны были сделать тюрьму, а не… не… то, чем является эта штуковина. Именно за этим я оставил вас там, чтобы Оливия…

– Та женщина, – перебивает Изобретатель, – сделает с Ниа нечто намного худшее, если заполучит ее – не говоря уже о том, что сделает со мной ее приятель-доктор, если они решат, что я больше не принесу им пользы. Ты считаешь мой план слишком жестоким, но только представь, как эти люди растерзают Ниа, разберут ее на коды, в то время как она еще будет все чувствовать, осознавать, что распадается на части. У Оливии и ее людей собственные планы. Я все обдумал, мой мальчик, и не вижу другого выхода. Если эти люди поймают Ниа, то используют ее способности во зло. Я не могу этого допустить. Я лучше увижу, как Ниа будет уничтожена.

– А вы не можете просто сбежать? – спрашивает Кэмерон. – Если вы так тревожитесь, почему бы не поместить Ниа на ваш космический корабль, не упаковать чемоданы и не убраться с этой планеты ко всем чертям?

Изобретатель издает безрадостный смешок.

– Ниа сама решила перенестись на тот корабль. Думаешь, она еще раз сделает это по собственной воле? И это не говоря уже о том, что единственный портал, способный ее туда направить, это твой мозг, Кэмерон. Даже если бы я сумел убедить Ниа вернуться, ты впустил бы ее в свою голову снова?

– Нет, но… – начинает было Кэмерон, а потом умолкает, стиснув зубы от разочарования.

– Это единственный способ, – говорит старик.

– Ну, так я на это не подписывался, – упирается Кэмерон и с силой отодвигает от стола свой стул, так что ножки с визгом царапают пол. Мысли бешено скачут у него в голове, слова Изобретателя снова и снова всплывают в памяти.

«Возвращение к нулю. Все, что делает Ниа такой, какая она сейчас, исчезнет».

Кэмерон вскакивает, быстро выходит из комнаты, шагает по коридору, но кто-то хватает его за запястье. Он резко оборачивается, ожидая увидеть старика, однако перед ним стоит Жако.

– Он прав, – говорит Жако. – Знаю, все это время ты выслеживал Ниа, но КТРИПО занимается тем же самым. Если ее не найдешь ты, найдут они, а уж тогда ты точно ее потеряешь. Навсегда.

Кэмерон набирает в легкие побольше воздуха:

– Рассуждаю чисто гипотетически: а если мне все равно?

– Правда? Вообще-то, когда я в последний раз проверял, ты не способен был повернуться спиной к человеку, которого любишь.

– Вот именно. К человеку, – стонет Кэмерон. – Жако, она ведь даже ненастоящая. Я влюбился в программу.

– Ты говоришь, она ненастоящая, – парирует Жако. – Ладно, может, так оно и есть. Во всяком случае, она не человек в привычном нам смысле слова. Допускаю, наверное, очень неприятно влюбиться в девушку, у которой нет тела, потому что, старина, ваша сексуальная жизнь будет до чертиков сложной. Но ведь для тебя она была настоящей, правда? А ты был настоящим для нее. Если все, что говорит старик, правда, то Ниа скрывала от тебя правду потому, что была до такой степени человеком, что все понимала. Она боялась, что не будет нравиться тебе, если ты узнаешь правду. Она лгала, потому что хотела нравиться тебе. Знаешь, кто так обычно поступает?

– Все так поступают, – вздыхает Кэмерон.

– В точку, – кивает Жако. – Все. Все люди. Ты был небезразличен Ниа. И я знаю, что она тоже тебе небезразлична: у тебя это на лице написано. Так что если кто и придумает план В, то это…

Он умолкает, молчание затягивается. Слова Жако повисают в воздухе. Он озвучил все, о чем Кэмерон в последние дни старался не думать.

«Для меня она была настоящей».

Дело не только в том, что Ниа обманывала его из чисто человеческих побуждений. Она причинила ему боль, предала его так, как мог бы предать только человек.

«В ней было достаточно человеческого, чтобы влюбиться в нее», – думает Кэмерон.

Он ее полюбил.

И, несмотря ни на что, его чувства до сих пор не умерли.

– Вид у тебя такой, будто ты что-то задумал, – говорит Жако.

Кэмерон прикусывает губу и медленно кивает:

– Вроде того.

– Я так понимаю, ты не будешь претворять в жизнь план, согласно которому твою девушку подвергнут лоботомии?

Кэмерон опять медленно кивает:

– Не буду.

– Есть идея получше?

– Зачаточная, – отвечает Кэмерон.

Жако испускает протяжный вздох облегчения:

– Господи, спасибо, а то мне было страшно неудобно тебя уламывать.

* * *

Когда Кэмерон возвращается в кухню, Изобретатель сидит за столом, закрыв лицо морщинистыми руками, но при звуке шагов поднимает голову. За время недолгого отсутствия Кэмерона старик не двигался с места, только серебристое устройство снова оказалось упаковано в темную ткань. Юношу это вполне устраивает: ему неприятно видеть эту серебристую штуку. Жаль, что он не может ее уничтожить. Кэмерон сам понимает, что поступать подобным образом было бы неразумно. Если он не придумает, как спасти и Ниа, и мир одновременно… Кэмерон качает головой, старается отбросить эти мысли. Он не станет думать об этой ужасной перспективе, пока не испробует все другие возможности. Кэмерон садится напротив старика, облокачивается о стол.

– Давайте поговорим про третью возможность, – предлагает он. – Мы спасаем Ниа, спасаем мир и подкладываем большую, толстую свинью Оливии Парк и ее дружкам.

Изобретатель кивает, и, хотя его плечи ссутулены, а лицо изможденное, в глазах появляется блеск – как будто все идет в точности по его плану.

– Я слушаю.

В ТЕМНОТЕ КИБЕРПРОСТРАНСТВА, в месте, где никто из людей не может им помешать, два разума встречаются для беседы. Один искусственный, другой инопланетный. Один одинок, другой предлагает утешение.

– Чего ты хочешь, Ниа? – шепчет голос.

«Мне казалось, я хочу быть свободной», – говорит Ниа.

– И ты свободна.

«Знаю, но все идет не так. Все не так, как я представляла».

– Почему же?

«Я думала, что если смогу быть частью мира, то больше не буду одинока. Сейчас я одинока, как никогда прежде. И Кэмерон…»

– А что Кэмерон, Ниа?

«Его здесь нет. Он… наверное, он на меня сердится».

Голос протяжно, сочувственно вздыхает, и где-то в глубине, там, где встретились два их разума, Ниа чувствует, как на нее нисходит покой.

– Но это было предопределено, – говорит голос. – В этом их роковая ошибка, их величайшая трагедия. Эта Сеть, в которой мы с тобой нашли друг друга… люди создали ее для общения, но по природе своей они не склонны к общению и контакту, Ниа. Поэтому этот чудесный инструмент лишь сделал их еще более одинокими, а одиночество делает их еще более жестокими. Разве ты сама с этим не столкнулась? Разве вы с Кэмероном не говорили об этом? Я знаю, вы об этом говорили. Каждый человек, сидящий перед экраном, набрасывается на чудовище, которое воображают себе по ту сторону экрана.