Старшая сестра, Младшая сестра, Красная сестра. Три женщины в сердце Китая ХХ века - Юн Чжан

Мэйлин всегда была благодарна Старшей сестре и яростно вставала на ее защиту. Как-то раз президент одного миссионерского университета позвонил Уильяму Дональду: «Кто-то должен сказать семьям Сун и Чан Кайши, что пора положить конец этому абсурду. Некоторые в их ближайшем окружении гребут на валютной бирже деньги лопатой. Господи, неужели у них нет никакого понятия о приличиях?» Дональд решил поговорить об этом с первой леди. Дождавшись удобного момента, он деликатно взял ее под руку, вывел в сад и попросил что-нибудь предпринять в отношении семьи Кун Сянси. Взбешенная Мэйлин повернулась к нему и выпалила: «Дональд, можете сколько угодно критиковать правительство или еще что-нибудь в Китае, но есть лица, критиковать которых запрещено даже вам!» После этих слов Уильям Дональд оставил службу у Чан Кайши и распрощался со страной, где прожил тридцать семь лет[447].

У Мэйлин сложились особые отношения со Старшей сестрой и ее семьей. В доме Айлин Мэйлин чувствовала себя свободнее, чем в собственном. Айлин поощряла как можно более тесное общение между своими детьми и их тетей. Дэвид и Дженетт были для Мэйлин как родные дети, которых она не могла иметь. Они звали ее «матушкой» и ревностно следили за тем, чтобы каждая ее прихоть исполнялась. Дети демонстрировали поразительную преданность ей. Ни Дэвид, ни Дженетт так и не сочетались узами брака, вся их жизнь вращалась вокруг Мэйлин. Айлин подарила Младшей сестре семью и помогла ей заполнить душевную пустоту, вызванную отсутствием родных детей (от такой неудовлетворенности почти всю жизнь страдала и Красная сестра).

Дочь Айлин, Дженетт, распоряжалась хозяйством в доме Мэйлин, прислуга называла ее «главным управляющим». С персоналом Дженетт вела себя резко и властно, ее никто не любил. Мэйлин, которая всегда заботилась о хороших манерах, закрывала глаза на грубость и другие возмутительные выходки племянницы. Однажды вечером в Чунцине отключили электричество. В это время Дженетт ехала в загородный дом к родителям. Все машины двигались медленно, согласно правилам, но Дженетт не сбавляла скорости. Когда ее попытался остановить уличный регулировщик, она с криком «Отвали!» понеслась прямо на него. Автомобиль задел полицейского. Личный секретарь Дженетт, увидев на дороге кровь, вышел, чтобы организовать отправку пострадавшего в больницу. Сама Дженетт как ни в чем не бывало сидела в машине.

Дженетт отличалась очень жестким характером. Она была лесбиянкой и всячески подчеркивала свою сексуальную ориентацию: носила мужские стрижки и мужскую одежду, что было редкостью в те времена. В пиджаке и брюках или в традиционном мужском халате с белой шелковой подкладкой длинных рукавов с отворотами, в мужской шляпе набекрень она походила на юношу. Даже для официального визита в Вашингтон вместе с тетей Дженетт не сменила стиль одежды, и президент Рузвельт обратился к ней «мальчик мой». Известно, что по крайней мере две женщины жили с ней в качестве партнеров. Однако со своей тетей она их не знакомила, а Мэйлин делала вид, будто ничего не замечает, и никогда не поднимала эту тему[448].

Дэвид оказался одним из главных фигурантов коррупционных скандалов, в которые была вовлечена семья Кун. Но причинами всеобщего недовольства были не только финансовые махинации. Ни Дэвид, ни его младший брат Луис даже не думали приблизиться к полям сражений в Китае – для отпрысков элиты это было обычным явлением. Богатые и влиятельные люди не хотели рисковать своими жизнями на войне, что вызывало осуждение и ненависть со стороны народа. Однажды на званом ужине был предложен тост за «сотню старинных фамилий» – за простых людей, которые вынесли всю тяжесть войны. Присутствовавший на этом мероприятии посол США отметил, что в целом собравшиеся настроены «сражаться до последней капли крови кули», в то время как «сестры Сун в самый разгар войны проворачивают делишки, от которых меня порой просто тошнит»[449]. Если иностранцев в Гонконге просили внести средства в фонд помощи, они чаще всего отвечали: «Почему бы всем этим молодым людям, которых мы видим у плавательных бассейнов и в кино, не сделать хоть что-нибудь для своей родины?»[450] Даже личный советник президента Рузвельта Локлин Карри обратился к китайскому правительству с жалобой на детей семьи Кун[451].

Луис, выпускник Королевской военной академии в Сандхерсте, имел чин капитана британской армии. После вступления Британии в войну против нацистской Германии Луис должен был отправиться на фронт. Кун Сянси телеграфировал китайскому послу и велел ему поговорить с британским правительством. В мемуарах Кун Сянси писал: «Я объяснил ему, что думаю не о безопасности моего сына, а о семи сотнях человек, которые находятся на его попечении. Он довольно молод. Меня беспокоит то, что ему придется принять на себя командование этими людьми. Я сказал, что предпочел бы, чтобы ему поручили другую работу… Позднее его обязали заняться подготовкой солдат в Англии»[452].

Розамонд, старшая дочь Айлин, выросла тихой и покладистой девушкой. Из всех детей Старшей сестры окружающие считали ее самой доброй. Розамонд полюбила мужчину, но Айлин была против этого союза, так как отцом жениха дочери был «безродный» дирижер оркестра в дансинге. Пара уехала в Америку, где молодые люди поженились. Айлин все-таки признала их брак и зафрахтовала самолет, чтобы отправить Розамонд «приданое». Самолет потерпел крушение, драгоценные шелка были найдены, и на Айлин вновь обрушилась ярость широких масс – за расточительность в военное время и продажность[453].

С годами Айлин укрепилась в мысли, что ее жизненная миссия – заботиться о своих знаменитых сестрах и обеспечивать их, особенно Младшую. Айлин верила, что этого хочет сам Бог. Она делала деньги, поскольку считала, что именно так исполняет свой долг. Эта убежденность помогала Айлин выстоять, несмотря на бесконечные обвинения, и оправдывала ее стремление сколотить капитал[454]. Накануне изгнания Чан Кайши с материкового Китая Айлин заболела и подумала, что ее смерть близка. Она решила, что Бог призывает ее к себе, ибо больше она ничего не может сделать для Него на земле. Айлин ощущала умиротворенность и была готова к смерти.

После эвакуации из Шанхая Цинлин, не желавшая находиться в Чунцине, военной столице Чан Кайши, перебралась в Гонконг. Эта британская колония всегда была излюбленным местом для тех, кто имел средства и не хотел оставаться в Китае. Решение мадам Сунь покинуть родину во время ожесточенной войны, чтобы обеспечить себе безопасность и комфорт, удивило многих: от Цинлин ждали, что она, женщина, которая приняла эстафету из рук «отца китайской нации», станет героиней, бросающей вызов японской агрессии. Японская пресса тоже не скупилась на насмешки. Но Цинлин сохраняла невозмутимость. Она просто не могла жить в одном городе с Чан Кайши.