21.12 - Дастин Томасон

Я сам не принимаю участия в ритуалах Акабалама и дочерям Оксиллы настрого запретил это. Мы с трудом выживаем, поедая лишь листья, коренья и редко встречающиеся еще ягоды. Уверен, Одинокая Бабочка и Огненное Перо сами бы уже пошли на прокорм народных масс, если бы их не защищало мое высокое общественное положение. Ведь городские сироты стали одними из первых жертв, но под сенью моей пещеры девочки пока в безопасности. Их опекает мое духовное животное — красный ара. И они не выходят наружу, подчиняясь моему приказу, потому что многие люди на улицах превратились в кровожадных дикарей и, чтобы добыть себе пищу, легко пойдут на убийство оставленных без присмотра детей.

Властитель уединился в самых дальних покоях дворца для общения с богами, и к нему не допускают никого, кроме карлика Якомо, жены и сына-наследника. Совет распустили. Правитель заявил, что никто не способен слышать голоса свыше, кроме него самого, и что места в совете занимали лживые пророки! С каждым восходом солнца карлик Якомо появляется на ступенях дворца, чтобы огласить новые требования Властителя и зачитать списки тех, кого следует принести в жертву ради умиротворения богов.

И каждый день ближе к закату совершаются человеческие жертвоприношения. Мужчин, женщин, детей — даже достаточно знатного происхождения — палачи возводят на алтарь, чтобы вырезать сердца и внутренности, а трупы бросить на съедение алчущей толпе.

Но в то же время с каждым новым жертвоприношением среди населения Кануатабы усиливаются сомнения в могуществе Ягуара Имикса. До меня часто доносятся недовольные голоса простолюдинов. Ведь людям приходится жить в постоянном страхе, что их принесут в жертву следующими. Город полнится слухами, что Ягуар Имикс утратил связь с богами, что поразившее мозг проклятие окончательно помутило его рассудок.

И каким же особым могуществом одарил нас Акабалам? На поля все еще не упало ни капли дождя. Этот бог не вознаградил наш народ за покорность, ниспослав традиционный урожай, который всегда служил основой нашего пропитания.

Как много изменилось за это время, сколько ужасных событий произошло! Смерть окружает нас повсюду, стиснув город в своих черных холодных объятиях. По последним сообщениям, больше тысячи человек уже умерли, и еще тысячи прокляты и тоже обречены на смерть. Как же я был прав, когда страшился происходящего! Проклятие Акабалама пало на головы многих, высосав из них души, сделав их неспособными перейти в мир сна, в котором они только и могли бы общаться с богами.

И число обреченных растет с каждым днем — количество людей, наказанных теперь за отвратительные преступления против себе подобных. Насилие царит на улицах и днем и ночью, мирные прежде обыватели нападают друг на друга, они утратили человеческий облик, поскольку уже долгое время лишены возможности уходить в мир сна и готовы теперь на все, чтобы урвать жалкие крохи, все еще доступные на рынках.

Было время, когда Ягуар Имикс и его приближенные в течение многих лун поедали плоть людей с явного благословения бога, и их не поражало нынешнее проклятие. Но если тот бог и защищал их какое-то время, то теперь они лишились его покровительства. Правитель проклят, его фавориты прокляты тоже. Вызванный ими бог Акабалам смертельной косой прошелся по нашей земле, уничтожая все на своем пути.

Акабалам превратил людей в чудовищ, как я того и опасался. Ведь сон — это время мирного общения каждого человека с богами, время единения со своими духовными животными, время, когда мы всецело предаемся воле богов, как это происходит, когда приходит наша смерть. Но прóклятые не могут заснуть, не могут предать свою судьбу воле небес и общаться со своими вайобами, которые оберегают нас в жизни.

Ниже я приведу рассказ о своем последнем посещении великого дворца, где когда-то заседал совет при Властителе. С птицей на плече я пришел туда посреди ночи, потому что при дневном свете любому нормальному человеку слишком опасно появляться на городских площадях. А потому дорогу мне освещала лишь бледная луна.

И целью моего визита был наследник, которого я планировал увести с собой. То, что мальчик избежал бича божьего, лучше всего показывало, в каком душевном смятении пребывал сам Ягуар Имикс: не позволяя сыну употреблять в пищу человеческую плоть, он лишь доказал мне, что его собственная вера в Акабалама не была такой уж непоколебимой.

Но Песнь Дыма не был единственным ребенком, призванным сохранить в преданиях и легендах историю нашего грандиозного террасного города. В моей пещере нас ждали Огненное Перо и Одинокая Бабочка, и мы собирались лесами добраться до озера, на поиски которого когда-то отправился мой отец. Я все это время был начеку, чтобы дочери Оксиллы не имели даже возможности притронуться к человеческому мясу. Мы станем жить плодами земли, удалившись на безопасное расстояние от всех лишенных сна и прочих безумцев, вставших на путь саморазрушения.

Я не бывал до этого во дворце двадцать солнц, и потому мне сразу бросилась в глаза фальшь всего, что я мог видеть вокруг. Трудно было избежать подозрения, что дворцовая жизнь, как и жизнь во всем городе, необратимо изменилась, и ни у кого уже не было сил поддерживать хотя бы внешнюю видимость благополучия. Даже стражей не оказалось на месте, и я вошел внутрь, никем не остановленный.

Не застав наследника в его комнате, я направился в покои правителя. Песнь Духа, должно быть, как раз навещал отца, что пугало меня, поскольку я не сомневался, что Властитель не даст своему единственному отпрыску покинуть его.

Я добрался до палаты Властителя и смело вошел.

И, едва оказавшись внутри, я увидел наследника коленопреклоненным у ложа отца и сразу понял, что Ах Пуч уже унес душу Властителя в потусторонний мир, чтобы поместить ее в кругу душ всех правителей, по воле богов покинувших нас прежде. Дыхание больше не исходило из губ, сердце не билось. Как я успел научить его, Песнь Дыма не прикасался к мертвому телу, а лишь поводил вокруг дымящимися палочками горьковатых благовоний.

Мальчик поднял на меня глаза, полные слез.

А потом у меня за спиной раздался голос:

— Это опочивальня Властителя, и тебе, ничтожный писец, не будет прощения за проникновение сюда без дозволения.

Я обернулся и увидел карлика, стоявшего в десяти шагах позади. Бросалась в глаза его борода, которую он не постригал уже много лун.

Я сказал:

— Ты распространял мерзкую ложь в Кануатабе и смущал его народ своим ядовитым языком, но больше я тебе лгать не позволю. Люди должны узнать, что их Властитель мертв!

— Ты никому ничего не расскажешь! В противном случае все узнают от меня, что ты не взял дочерей Оксиллы в настоящие наложницы, что ты не возлег ни с одной из них, а значит, не имеешь никаких прав на этих девочек. Я заберу их у тебя, и со мной они расцветут, вынашивая в чреве моих сыновей! Стражники правителя уведут их силой!

Не сдержавшись, я нанес карлику удар своим посохом в его безобразно раздутую голову. И я ударил его тем концом, на котором был закреплен заостренный кусок оникса, от чего его лицо мгновенно залилось кровью. Он повалился на пол, дико крича и призывая наследника на помощь.