Барбизон. В отеле только девушки - Паулина Брен

редакторов, устраиваемые на этой самой крыше с июня 1937 года. Но она понимала: грядет новая эпоха, главным редактором становится Эди Локк, и шляпки, сигареты и виски Бетси Талбот Блэкуэлл навсегда уходят в прошлое.

Но не для всех эпоха принесла новые начинания. Дела «Барбизона» пошатнулись. Отель, построенный для «новой женщины» 1920-х, утратил былую привлекательность. Кто-то искал мужа, но туда не пускали мужчин. Одна бывшая постоялица сетовала [27]: «Вот уж не понимаю, отчего девушкам, желающим жить самостоятельно и встречаться с мужчинами, понадобилось селиться в подобном месте. Если у тебя были отношения, ты не могла никого к себе позвать – все парни оставались у входа». Тем, кто хотел ощутить дух Нью-Йорка, как многие тысячи молодых женщин, «Барбизон», олицетворяемый пожилыми постоялицами, «Теми Женщинами», как их неизменно звала молодежь, казался уже излишне чопорным. Культурная программа, некогда включавшая в себя концерты, читки и спектакли, ныне сводилась к телевизору в бельэтаже. Бесплатный чай продолжали подавать в «мрачной тюдоровской пещере над вестибюлем» [28], но теперь туда мало кто заглядывал. В основном то были пожилые леди, которые кучковались отдельно, мисс Энн Гиллен, в шляпке-таблетке и жемчугах, садилась за орган с пяти до шести, а более молодые, которым некуда было идти, собирались вокруг аниматора, полагавшей, что угадать, скаковая это лошадь или рабочая – очень веселая игра. В 1970-е из «Барбизона» окончательно выветрился весь лоск. Одинокие девушки Хелен Герли Браун теперь собирались в «Студии 54», а не там.

Шагая по-сестрински, рука об руку, по Пятой авеню, Бетти Фридан, Хелен Герли Браун и Глория Стайнем требовали гендерного равенства. Но миссию «Барбизона» фактически определяла как раз дискриминация по половому признаку. Это был отель исключительно для женщин, куда мужчины нарочно не допускались. В итоге «Барбизон» объединил усилия [29] с двумя маловероятными партнерами: бейсбольным клубом «Нью-Йорк Мете» и сетью отелей «Бауэри»; вместе они подали в Комиссию по правам человека петицию с требованием, чтобы на них не распространялись обязательные нормы гендерного равенства. «Мете» хотел продолжать устраивать «вечеринки для девочек» восемь суббот в году; сеть отелей «Бауэрс» с одноместным номером с кроватью считалась слишком опасной для женщин; ну а «Барбизон» желал и дальше оставаться «женским домом».

То, что для «безопасного пребывания женщин» «Барбизон» должен был запретить доступ мужчинам, сочли достаточным основанием – и его требования были удовлетворены. Ему разрешили выполнять миссию: служить отелем для женщин. Но победу скоро омрачила новая реальность: коэффициент заполняемости резко упал. Экономический спад 1969–1970 годов делу не помог, но последним гвоздем в крышку гроба стал уход Кэти Гиббс в 1972 году, вылившийся в освобождение двухсот номеров на целых трех этажах. Однако, хотя заполняемость отеля колебалась от 40 до 50 процентов, на стойке регистрации отказывались отменять прежние порядки и вполне могли отказать в номере одетой в «Гуччи» женщине, случись ей явиться без рекомендаций. То, что одетые в «Гуччи» вообще хотели там селиться, само по себе изумляло: отель, которым давно не занимались, стремительно старел.

Вдобавок ко всему в семидесятые Нью-Йорк стал «городом на грани банкротства». Президент Джеральд Форд, послушавшись советов Дональда Рамсфильда и Алана Гринспена, заявил, что государство не станет предоставлять финансовую помощь: как хотите, так и крутитесь. Газета «Дейли Ньюс» вышла под знаменитым заголовком «Катись к чертям, Нью-Йорк!» на первой странице.

Даже полиция раздавала листовки под названием «Приветствуем вас в Городе Страха» [30], украшенные скелетом в капюшоне и содержавшие советы, как уехать из Нью-Йорка живым.

Когда Джоан Файер в это самое время попала в «Барбизон», перед ней предстало зрелище, отражавшее плачевное состояние города того периода: «Тускло освещенные проходы, тяжелая мебель красного дерева и дыра, зиявшая в голубой краске потолка бельэтажа прямо рядом с причудливой хрустальной люстрой» [31]. Джоан сняла номер с одним окном; ныне устаревшее радио над кроватью было покрашено в «ужасный розовый цвет, как ополаскиватель для рта». Другая постоялица сказала, что отель напомнил ветшающий особняк старой девы-затворницы мисс Хэвишем из «Больших надежд» Диккенса. Более того, «Барбизон» уже не справлялся с защитой своих обитательниц от суровой реальности Нью-Йорка 1970-х; в 1975 году 79-летняя Рут Хардинг [32], одинокая постоялица, любившая побродить по вестибюлю, болтая со всеми, кто был готов слушать, была обнаружена задушенной в своем номере на одиннадцатом этаже. Убийцу так и не нашли [33].

* * *

В том же году, когда Рут Хардинг была убита прямо в номере, для спасения отеля привлекли модного и скандально известного бизнесмена Дэвида Тейтельбаума. Владельцы «Барбизона» [34], которым надоело падение заполняемости, обратились к Тейтельбауму, предпочитавшему джинсы и золотые цепи полосатым костюмам, гибкость – бескомпромиссности, голливудский лоск – консервативным вкусам Восточного побережья. Стоял 1975 год, эпоха диско была в разгаре. Тейтельбаум, явившись в отель в ковбойских ботинках из змеиной кожи, осматривал вестибюль, особенно отметив «Тех Женщин», опутанных морщинами пожилых леди, подобных покойной Рут Хардинг, служивших ежедневным напоминанием молодым: достигайте, пока достигается. Тех же самых «одиноких женщин», которых видела Гейл Грин, но два десятилетия спустя. Лори Натансон, окончившая колледж Вассар в 1979 году [35], разговорилась с одной из них в лифте – та спросила ее, надолго она тут. «Совсем нет», – ответила Лори. «Да-да, – ответила пожилая леди, – я тоже так думала». Дойдя до своего номера, Лори расплакалась.

«Те Женщины» – бельмо в глазу, подумал Тейтельбаум [36]. Маячат в отеле по двадцать четыре часа в сутки, «заседая в вестибюле в бигуди и домашних тапочках», и бранят молодых. Одна постоялица вспоминала две скамьи у лифтов [37], где пожилые леди занимали стратегическую позицию и раздавали юным постоялицам непрошеные советы:

– Куда это ты пошла?

– Не нравится мне, как ты оделась.

– А эти туфли… ты уверена?

Вместе с новым менеджером, Барри Манном из «Сент-Реджиса», Тейтельбаум принялся принимать меры [38]. Сначала из вестибюля убрали всю мебель, что не обрадовало «Тех Женщин»: одна из них, обнаружив это, завопила: «Где мое кресло?» Потом уволили дам, восседавших с кислым лицом за стойкой регистрации, которые делили постоялиц на категории и требовали рекомендательных писем даже теперь, когда с клиентами стало туго. Избавились также от розовой с лаймом мебели [39], зелено-розовых обоев и картин с плачущими клоунами; теперь кругом царили шоколадно-ванильные тона, плакаты «Вог» и зеленые растения. Ресторан и знаменитая кофейня также подверглись реставрации.

Тейтельбаум пытался воскресить годы процветания «Барбизона» или хотя бы отдать им дань уважения, надеясь, что этого будет достаточно для спасения отеля. В Нью-Йорке продолжали работать несколько других отелей для женщин: «Аллертон-хаус», «Эванджелин», «Марта Вашингтон». Но Тейтельбаум верил, что сможет сделать прибыльным