Клео. Как одна кошка спасла целую семью - Хелен Браун

Наконец полицейские сказали, что мы с коллегой больше не нужны, и мы уехали. Для меня все произошедшее было шоком, настолько сильным, что вечером, вернувшись домой, я даже не смог рассказать про Сэма своей супруге. Это было так ужасно — бессмысленная гибель такого маленького мальчика, — но виноватых там не было.

Я хотел было тогда вам позвонить, но потом передумал, потому что я чужой человек и мне показалось, что нехорошо вторгаться в вашу личную жизнь. Я и сейчас не знаю, правильно ли тогда поступил, что не позвонил, но теперь думаю, что вам важно будет узнать, что Сэм был не один. Потому и пишу это письмо, и если оно хоть немного послужит вам утешением, тогда я буду рад, что все-таки решил его написать.

Искренне ваш,

Артур Джадсон,

г. Крайстчерч

P. S. Много лет с удовольствием читаю вашу колонку».

Я снова и снова перечитывала письмо. Для меня было настоящим потрясением спустя столько лет пережить события того дня, увидев их с точки зрения другого человека, чужого, но великодушного. В своем ответном письме я даже и не надеялась выразить всю глубину моей благодарности. Быть рядом с умирающим ребенком — этот поступок требовал большого мужества, почти такого же, как и письмо его матери. Прочитав письмо, я ощутила, что меня «отпустило». Чувство завершенности было невероятно сильным, я не могла и надеяться на что-то подобное, даже в случае знакомства с той женщиной.

Это письмо я храню, как драгоценность, до сего дня. Теперь, когда я знала наверное, что Сэм уходил не в одиночестве и что ему не было больно, камень у меня на душе стал неизмеримо более легким, а печаль по нему — светлой.

Должно быть, в мире много таких безвестных героев, как этот, написавший мне человек, людей, которым хватает мужества оставаться на местах трагедий до тех пор, пока это кому-то нужно. Жертвуя своим личным спокойствием, они дарят величайшее утешение из всех, какие только может дать один человек другому: помогают не умереть в одиночестве. А потом, словно ангелы, они исчезают, не оставив следа.

Остерегайтесь пылких неофиток. Они могут вас замучить своими рассказами о кошках.

— Ой, вы только посмотрите, какой прелестный котеночек! — воскликнула гостья, впервые оказавшаяся у нас в доме, увидев лежащую в позе сфинкса Клео.

— Она не котенок, — пояснила я. — На самом деле она уже совсем старушка.

— Правда? Надо же, а выглядит такой… юной.

Если бы нам удалось выделить у Клео тот ген, благодаря которому она чем старше становилась, тем моложе выглядела, мы уже были счастливыми обладателями нескольких вилл на побережье, яхт и постоянного пропуска для увеселительных полетов на «Спейс Шаттл». Наша кошечка вообще игнорировала старение как таковое.

Любая женщина климактерического возраста перестала бы нервничать и бояться старости, если бы только увидела, как охотно Клео сбросила с себя легковесную молодость, какой она становилась властной, уверенной — настоящей хозяйкой дома. Верховная жрица нашей семьи, она имела мнение по любому вопросу — скажем, насколько тщательно должна быть размята для нее рыба или в котором часу утром должны просыпаться ее человеческие рабы. Тех, кто не успевал встать достаточно рано, поднимал пронзительный, заменяющий будильник вопль Клео у дверей спальни.

Вступила и я в тот возраст, когда испытываешь потребность излагать свое мнение всем подряд. Давно оставив всякую надежду изменить этот мир, я все же чувствовала, что он — мир — непременно должен узнать, что я думаю по любому поводу, начиная с политики президента и заканчивая тем, что блондинок ни за что нельзя пускать за руль внедорожников. Мне не хватало только громкоговорителя на крыше машины, чтобы постоянно напоминать водителям и пешеходам, какую угрозу все они представляют для окружающих, для самих себя и для планеты в целом.

События разворачивались естественным образом, и наше гнездо постепенно пустело. Лидия взяла академический отпуск в университете и уехала в Коста-Рику преподавать английский. Роб надолго переехал в Лондон, где нашел работу в магазине вин. Если бы потребовалось наглядно продемонстрировать, какая удивительная, сверхъестественная связь существует между Робом и мной, достаточно было бы наших с ним телефонных звонков друг другу. Находясь на разных полушариях земного шара, в разных часовых поясах, мы поразительно часто начинали звонить одновременно. Вот и сегодня, когда я позвонила, его линия была занята, потому что как раз в это время Роб набирал мой номер.

— Никогда не угадаешь, кого я встретил, — сказал он в один прекрасный день, и я услышала, как его голос в трубке дрожит от радостного возбуждения. — Шантель. Она тоже здесь, преподает в какой-то хулиганской школе в городских трущобах.

Я немного огорчилась, услышав, что у Шантель есть молодой человек. Хороший парень, сообщил Роб, австралийский серфингист. Правда, нам обоим было трудно себе представить, чтобы человек, привыкший кататься верхом на волнах, сумел справиться с погружением в сумрачную английскую зиму. Роб, впрочем, был не один: он жил с медсестрой из Квинсленда. В любви многое зависит от стечения обстоятельств и удачно выбранного момента: хоть я и знала, что Робу нравится Шантель, вероятность того, что они будут вместе, казалась мне ничтожно малой.

Спустя несколько месяцев меня совершенно потрясло известие о том, что Дэниел, младший брат Шантель, умер — внезапно и без видимых причин. Всем мы понимаем, что беда рано или поздно может наведаться в любой дом, но от этого не становится легче. Неподъемное горе навалилось на Шантель и ее родителей. Я надеялась, что именно Робу удастся поддержать девушку, помочь ей справиться с чудовищным шоком и с тоской, которую она сейчас переживала.

* * *

Единственным ребенком, оставшимся в доме, была тринадцатилетняя Катарина, она-то и стала главной помощницей по уходу за Клео. «Посмотри, что мои подружки натворили вчера вечером! — со слезами на глазах сказала она мне как-то утром, после того, как подруги оставались у нас с ночевкой. — Вот злюки! Выкрасили Клео всю грудь белой краской».

Внимательный осмотр показал, что девочки тут ни при чем. Белоснежную шерстку не красили, она побелела от естественных причин.

Походка у Клео стала старческой, лапы с трудом сгибались в суставах — и я тоже, к сожалению, уже начинала сталкиваться с этой проблемой. Клео отказалась от носкобола, но сохранила спортивный носок Роба, который лежал в ее постели. В кухне она перестала вскакивать на скамейку. Мои суставы тоже страдали от недостатка эластина. Скрипучие связки молили о пощаде, заставляя отказываться от подъема по лестнице, если лифт соблазнительно распахивал двери.

Наши шкурки тоже менялись. Парикмахерши-подростки считали своей обязанностью поучить меня, что нужно делать, чтобы мои редеющие волосы выглядели густыми и объемными. («Просто втирайте в голову этот мусс, в день по маленькому комочку, с орех величиной. Я понимаю, вам кажется, что сто двадцать пять долларов — это дорого, но одного флакона хватит на целый год».) Их старшие сестры инструктировали меня, как ухаживать за кожей. («Стакан черники в день, и кожа у вас всегда будет выглядеть, как моя. А вы ни за что не угадаете, сколько мне лет. Я правда старая. Мне уже двадцать пять!»)