Верное сердце - Саманта Джеймс

Джиллиан не знала, смеяться или плакать. В самом деле, подумалось ей смутно, он уже ей это показал…

– Знаешь, он научил меня ездить верхом на пони, – похвастался Робби.

– Твой отец… человек больших познаний и… незаурядных способностей, – задыхаясь, произнесла в ответ Джиллиан.

Плечи Линетт, когда та покинула комнату, все еще сотрясались от еле сдерживаемого смеха. В одном Джиллиан была совершенно уверена: она ни за что не станет задерживаться в комнате, если Робби вздумает задавать подобные вопросы Гарету в ее присутствии!

Как-то раз несколько дней спустя, посреди ночи, в ее дверь постучали. Открыв дверь, Джиллиан обнаружила на пороге няню Робби и самого мальчика рядом с ней.

– Извините меня за вторжение, миледи, – произнесла няня поспешно, – но малыш очень беспокоится и отказывается ложиться спать до тех пор, пока не увидит вас. Я очень сожалею о том, что вас потревожила, однако он на этом настаивал. Джиллиан широко раскрыла дверь.

– Ничего страшного не случилось, няня. Робби может провести остаток ночи со мной, – тут она перевела взгляд на мальчика, – если только вы не против, мой маленький лорд.

В ответе не было необходимости, поскольку Робби уже успел юркнуть в комнату, вцепившись в ее ночную рубашку и уткнувшись лицом в ее колени.

Она пожелала няне спокойной ночи, после чего закрыла дверь и усадила его на постель, притворно охнув:

– Ба, какой же ты стал тяжелый! Ты так вырос, что, боюсь, твой папа не узнает тебя при встрече.

На губах Робби промелькнуло слабое подобие улыбки, но почти тут же она исчезла. Глаза его выглядели покрасневшими и опухшими, по-видимому, мальчик недавно плакал. Джиллиан забралась в постель и накрыла их обоих одеялом. Она понимала, что с ним что-то неладно, но решила, что будет лучше, если он сам ей обо всем расскажет.

Она крепко прижала Робби к себе, чмокнув в лоб, и мальчик уютно пристроился у нее под боком. Его пухлая щека покоилась у нее на руке, пальцы сжались в кулачок поверх ее округлившегося живота.

Ей не пришлось долго ждать.

– Джиллиан, – шепотом спросил он, – ты надолго здесь, в Соммерфилде?

Его вопрос застал Джиллиан врасплох. С тех пор как они с Гаретом поженились, с тех пор как она узнала о своей беременности, она предполагала, что останется после рождения ребенка здесь – до конца своих дней. Но теперь ее охватил страх. Как только опасность со стороны короля Иоанна минует – Джиллиан претила сама мысль о том, что этого может никогда не случиться, – что ждет ее тогда? Неужели Гарет захочет выгнать ее из замка, избавившись от нее, а заодно и от собственного ребенка?

Нет! Нет! Этот ответ вырвался из самых заветных глубин ее души. Да, ей неприятно было сознавать, что Гарет находился на службе у короля, однако она не могла осуждать его за это. Отправившись за ней и Клифтоном много месяцев тому назад, он хотел лишь защитить своего сына. Взяв ее в жены, он хотел лишь защитить ее. Она никогда не узнает о том, каким человеком он был. По правде говоря, он сам мог никогда не узнать о том, каким человеком был когда-то. Но зато она знала очень хорошо, каким он стал теперь. В каждом своем поступке, в каждом слове, в каждом жесте он оставался человеком чести, достойным всяческого уважения. Человеком глубоких чувств, заботливым и внимательным. Да, только чувство долга впервые привело его к ней. И то же самое чувство долга связало его с ней навсегда – долга мужа и отца. Он был не из тех людей, которые пренебрегают своими обязанностями. Возможно, он никогда не полюбит ее, как любил Селесту, но ни за что не бросит ее в беде.

А она ни за что не бросит его. Ибо теперь вопрос доверия, который не давал ей покоя с тех самых пор, когда она выхаживала его в домике на берегу, наконец-то был решен окончательно и бесповоротно. Она доверила ему свою жизнь, и до сих пор он ревностно оберегал ее.

Он был ее мужем. Ее сердцем. И если бы только в один прекрасный день он полюбил ее так же, как когда-то Селесту… и как любила его она сама!

Однако Робби все еще ждал ее ответа. Она пригладила волосы у него на лбу.

– Навсегда, – прошептала она, смахнув слезу, пока мальчик не заметил. – Я останусь здесь навсегда, Робби.

– Ты не покинешь меня, как моя мама? – Голосок его показался ей слабым и дрожащим, и Джиллиан замерла.

– Почему ты спрашиваешь меня об этом, Робби? Неужели кто-то сказал тебе подобную глупость?

– Да, – признался он жалобно.

– И кто же?

– Седрик, сын каретника. Я сказал ему то, что сказала мне ты… что моей матерью была леди Селеста и что она сейчас на небесах, вместе с нашим Господом. Но он в ответ только рассмеялся и заявил, что моя мать покинула меня потому, что совсем меня не любила.

– Это неправда, Робби! – Джиллиан уселась в постели, слегка повернувшись, чтобы заглянуть ему в глаза. Она пыталась подобрать нужные слова для ответа. – Седрик ошибается. Твоей мамой действительно была леди Селеста. Она носила тебя вот здесь, – тут она приложила его маленькую ручку к своему животу, – как я сейчас ношу под сердцем этого младенца. Твоя мама была первой женой твоего отца. Я уже говорила тебе об этом, разве не помнишь?

Робби кивнул, не спуская с нее, однако, печальных глаз.

– Твоя мама не покинула тебя. – Голос ее звенел убежденностью. – Она не собиралась тебя бросать. Просто она была очень больна и… и умерла. Она ушла от тебя не по своей воле. И тебе нет нужды говорить об этом Седрику, потому что я поговорю с ним сама.

Она так надеялась утешить его, успокоить. Однако вид у него по-прежнему оставался удрученным. Ее руки обвили его плечи.

– Робби, Робби, ты понял меня?

– Да, – ответил он.

– Тогда в чем же дело, дорогой? Он смахнул слезу, катившуюся вниз по его щеке.

– У меня по-прежнему нет мамы, – произнес мальчик своим дрожащим голоском, – и никогда не будет, если только… если только ты не согласишься стать моей мамой. – Он подвинулся к ней поближе, устремив на нее испытующий взгляд огромных зеленых, как у отца, глаз. – Я… я могу называть тебя мамой?

Джиллиан смотрела на него. «Робби, – подумала она про себя, не в силах совладать с волнением. – Мой дорогой, милый мальчик…»

Она вспомнила тот день, когда малыш впервые вошел к пей в комнату, спрашивая, не она ли его мама, и тут что-то оборвалось в ее груди. Да, Робби не был ее сыном, ее плотью и кровью. Она не могла чувствовать, как он шевелится у нее под сердцем, и все равно она не могла бы любить его больше. Она любила его за его звонкий смех и добрый мягкий нрав. За ту радость, которая охватывала ее всякий раз, когда она прижимала его к своей груди. За тот ни с чем не сравнимый восторг, который он привнес в ее жизнь. Она любила его потому, что он был сыном Гарета…

И ее сыном тоже.

Тут она почувствовала в душе острые уколы совести. Ее ревность к Селесте сразу показалась ей чем-то низким и мелочным – ведь той уже никогда не суждено прижать это мягкое крепкое тельце к своей груди. Селесте и так слишком многого не дано было увидеть. То, как ее сын, взяв в руки палку, упражняется вместе с Гаретом в фехтовании – зрелище, которое неизменно вызывало у Джиллиан улыбку. То, как он понемногу становится высоким и статным, даже в свои юные годы…