Лев Гумилев - Валерий Демин

Главная мысль, красной нитью проходящая через все исследование, — история кочевых этносов, которых судьба в разное время разбросала по необъятным просторам России – такая же неотъемлемая часть ее прошлого, как история других народов. В данной связи Л. Н. Гумилёв отмечал: «Анализируя этническую историю Руси—России, необходимо принимать во внимание этногенезы всех народов нашей Родины. Каждый из этих этносов, обладая своим этническим возрастом и соответствующим ему пассионарным потенциалом, оказывал мощное влияние на ход этногенеза всего суперэтноса. И, только учтя весь спектр этнических контактов и их социальных последствий, можно приблизиться к истинному представлению о прошлом Отечества».

«Древняя Русь и Великая степь» явилась подлинным прорывом на научном и издательском фронтах: впервые труд Гумилёва был опубликован, казалось бы, достаточным, 50-тысячным, тиражом. Несмотря на дополнительные заводы (допечатки), книга моментально исчезла с полок магазинов, а в библиотеках за ней выстроились гигантские очереди. В дальнейшем она неоднократно переиздавалась и по сей день остается бестселлером книжного рынка и фаворитом читательского спроса. Традиционные для ученого вопросы выводятся здесь на уровень глобального обобщения. Скажем, анализ причин распада Восточной и Западной Церквей позволяет представить проблему в более общем ключе: что же такое вообще представляет собой КОНЕЦ ЭПОХИ? «Что такое "конец эпохи"? — спрашивает Гумилёв. — Современники его ждут, но не замечают, так как он происходит не за несколько дней, а в течение десятилетий. Так, католики с ужасом ждали 1000 года, думая, что придет конец света. Ничего не произошло, и все об этом забыли. Но именно после 1000 г. распалась на две части единая христианская церковь, исчезли последние реликты Великого переселения народов, началась активная война между исламом и "христианским миром" и многое другое . Современникам мешала аберрация близости, но для нас смена ритмов очевидна».

Актуальность темы оказалась более чем очевидной: страна вплотную приблизилась к очередному и болезненному «концу эпохи» — смене формаций, распаду великой евразийской державы — СССР — и восточноевропейского социалистического лагеря. Особенно сильный удар пришелся по славянству: миллионы русских, оставшихся «за границей» кровавый распад бывшей Югославии, рост сепаратистских настроений внутри самой России. Это дало основание Льву Николаевичу назвать исторический отрезок русской трагедии, до которого ему довелось дожить, периодом безвременья. «Период безвременья, точнее — межвременья, всегда тяжел!» — подытоживает историк. Как неизбежное следствие — отсутствие вождей-пассионариев, талантливых и просто честных руководителей, для которых на первом месте не собственные шкурные интересы, а благосостояние и благоденствие народа.

* * *

Лев Николаевич разделял представления евразийцев, касающиеся истории Киевской Руси и ее роли в становлении государства Российского. Н. С. Трубецкой, в частности, писал: «Господствовавший прежде в исторических учебниках взгляд, по которому основа русского государства была заложена в так называемой "Киевской Руси", вряд ли может быть признан правильным. То государство, или та группа мелких, более или менее самостоятельных княжеств, которых объединяют под именем Киевской Руси, совершенно не совпадает с тем русским государством, которое мы в настоящее время считаем своим отечеством. Киевская Русь была группой княжеств, управляемых князьями варяжской династии и расположенных в бассейне трех рек, которые почти непрерывной линией соединяют Балтийское море с Черным, и Начальная летопись совершенно точно определяет географическую сущность этого государства как "путь из Варяг в Греки". Площадь этой Киевской Руси не составляла и двадцатой доли общей площади той России, в которой родились все мы. Киевская Русь не только не была по территории своей тождественна хотя бы с так называемой "Европейской Россией”, но даже не являлась на территории этой Европейской России самой значительной единицей в политическом или хозяйственном отношении ».

По мысли евразийцев, историческая модель под названием «Киевская Русь», с одной стороны, оказалась достаточно абстрактной и не соответствовавшей действительным реалиям прошлого, с другой – она в принципе не могла сыграть консолидирующую роль для разношерстного конгломерата, постоянно враждовавших между собой удельных княжеств, стремящихся к независимости от великого князя, сидевшего в Киеве. В условиях раздробленности никакого реального прогресса и процветания не было и быть не могло. Колыбелью российской государственности с равным основанием следует признать Новгород Великий, который, собственно, и делегировал Киеву первых князей и до присоединения в XV веке к Московскому централизованному государству продолжал занимать важное место на арене российской и евразийской истории. Вот почему средневековую эпоху Руси правильнее было бы именовать историей Новгородско-Киевской Руси.

Великий город на Волхове долгое время играл заметную (а подчас — решающую) роль в русской истории, за что в конце концов и получил относительную вольность. Даровал ее феодальной республике на Волхове Ярослав Мудрый, сын крестителя Руси — князя Владимира. Заслуга новгородцев в общем-то вполне стоила того: они выставили 40 тысяч (!) ратников, кои помогли Ярославу вместе с варягами-наемниками одолеть брата Святополка (убийцу Бориса и Глеба, прозванного за то Окаянным) и занять Киевский престол. В эти страшные междоусобные времена первой на Руси гражданской войны новгородцы еще именовали себя словенами, то есть насельниками Словенской земли, названной так по имени первой столицы Словенска Великого, на развалинах (точнее — пепелище) которой был воздвигнут Великий Новгород. Затем наступил «темный век» новгородской истории: более чем на столетие о жизни Новгородской республики, освободившейся от великокняжеского диктата, практически почти ничего не известно. Кто держал в руках Новгородскую Первую летопись старшего извода, знает: начало ее попросту выдрано, а на последующих сохранившихся страницах описываются в основном события в Киеве. Не сохранились даже тексты дарованных Ярославом основополагающих документов — «Правды» и «Устава», где были сформулированы принципы и юридические нормы новгородского народо­правства: то ли грамоты были надежно спрятаны во времена соперничества с Москвой, то ли их уничтожили опричнина Ивана Грозного.

В XIII веке Новгородская республика достигла пика своего расцвета и могущества. Отражение католической экспансии, разгром шведов в битве на Неве и немцев с ливонцами на льду Чудского озера, блестящая воинская, государственная и дипломатическая деятельность Александра Невского, его мудрая политика в отношении Золотой Орды — все это славные страницы не только новгородской, но и общероссийской истории. Однако, как это обычно случается, последующие поколения не смогли приумножить или хотя бы закрепить достигнутое. Начался застой, а затем и разложение. Псевдодемократические нормы поведения, искусно регулируемые городской элитой и агентами польско-литовского ливонского и шведского влияния, культивируемые в своих собственных интересах, только усугубили ситуацию и привели к тому, что уже в следующем, XIV веке в условиях перманентной княжеской междоусобицы идеалом новгородской вольницы вместо общерусского патриотизма стали шкурничество, сепаратизм и разбой.