Мы, дети золотых рудников - Эли Фрей

– Прости меня за то, что я такой, – говорю я Ханне, когда мы остаемся одни.

Я грубо тащу ее к забору. В голове вакуум. Я не хочу с ней разговаривать. Не хочу смотреть на нее. Все, что я хочу, – отправить ее за этот чертов забор.

Ханна что-то кричит. Ругается.

– Заткнись! Заткнись! – выкрикиваю в ответ.

Не хочу, чтобы она со мной говорила. Ничего от нее не хочу.

– Вали отсюда! – Я толкаю ее к забору.

Она не хочет уходить… Смотрит на меня с обидой.

Я жизнь тебе спасаю, дура. Если бы ты все знала, то сказала бы мне спасибо.

– Просто убирайся! Мне что, взять камень и бросить в тебя, как в собаку? Пошла прочь! Прочь! Прочь из этого мира, ты здесь не гостья!.. Это не твоя война! НЕ ТВОЯ ВОЙНА!..

Смотрю сквозь железную сетку на убегающую девичью фигурку.

– Я тебя на букву Л. Твой Кит… – шепчу ей вслед.

Гретель вернулась в свой сказочный мир. Она в безопасности.

Я улыбаюсь. Ну, что ж. Мне сегодня еще предстоит много сделать. Для начала – поджарить медведятину и утопить водяную крысу. Но слегка, не особо стараясь. Нужно сберечь силы, ведь вскоре ехать на дело… Новое дело – новые жертвы.

– Кто она такая, эта мокрица? Что она о себе возомнила? Посмела руку на меня поднять. И где? Здесь! На МОЕЙ территории! Посмела рот свой раскрыть. И сопротивляться. Ух, как она меня взбесила! Прикинь, она ведь даже не испугалась меня. Меня, представляешь? Я найду ее. Отыщу обязательно. И тогда от ее гордости и смелости не останется и следа, это как пить дать.

Машину жутко трясет, ощущения такие, будто твои почки селезенкой в футбол играют.

Сижу у дверцы, слегка приоткрыл окно, чтобы в салон проникал воздух. Настроение душит. Думаю об этой чертовой девчонке. И об Архипе, который уже час не замолкает… Он говорит о ней. Хоть он и отдал Ханну мне, сделав вид, что наигрался с ней, но я вижу, что она его все же зацепила. Думаю, теперь он жалеет, что позволил себе упустить ее. Но он исправится. Теперь он не отстанет от нее, пока не найдет и не раздерет на мелкие куски. В этом весь Архип: когда он чем-то одержим, он не отступает.

Я не знаю, как относиться к себе и к своим мыслям. И к происходящему. Это странно… Я никого не терял, но сейчас у меня такое чувство… Что могу потерять. Ее? Не знаю. Возможно, самого себя. Хм. Это странно – терять себя.

– Хей, Никитос-Пылесос! – Спустя несколько минут молчания сидящий рядом Архип пихает меня локтем в бок.

Через силу улыбаюсь. Я вообще-то не тряпка и не позволяю всем подряд издеваться над моим именем. Только Архипу можно называть меня и Пылесосом, и Обдалбосом, и Никикосом, и даже Котопсом. Но если кто-то другой назовет меня так, я уже не буду улыбаться и сразу дам ему в рыло.

– Эй, Никитос, у тебя такое лицо, будто ты сейчас вынашиваешь план захвата планеты.

– У меня всегда такое лицо.

– Нет, обычно ты выглядишь как обдолбавшийся гномик.

Мы издаем пару смешков, шутка вышла неплохой. Но это слова Глеба, моего брата. Архип – фанат Глеба по юмористической части. Нагло присваивает его шутки.

– Тошнит, – жалуюсь я.

– Терпи, скоро доберемся. На, съешь мятную конфетку, – протягивает он мне леденец.

Я морщусь и отворачиваюсь: не люблю леденцы.

Мы въезжаем в Город, проезжаем мимо высотных домов. Нам нужно подъехать к железнодорожной станции. Она расположена на окраине, рядом с лесопарком. Через него люди вечером идут домой с электрички, и наша цель – одинокий поздний трудоголик. Желательно с кожаным портфелем и с дорогими часами на руке. Архип меня обучает тому, как отличить дорогие портфели и часы, и я кое в чем уже стал разбираться.

Обычно мы выбираем пассажира, который идет позади всех. Сценарий простой. Парни отвлекают чела разговором, а я подкрадываюсь сзади и бью по голове. Мы забиваем его, отнимаем все ценное, что находим.

Архип всегда хочет, чтобы я был отвлекающим, говорит, у меня такая рожа, которую никто не испугается. Но я упрямлюсь. Люблю наносить первый удар.

Сначала мы нападали на всех без разбору, но последнее время Архип стал выбирать жертвы по расовым признакам.

Мы редко промышляем в одном и том же месте больше, чем три раза подряд. Лесопарк у станции, темные подворотни в центре, узкий переулок между гаражами на восточной стороне, пролесок за церковью – в Городе много подходящих для нашего дела мест. Сегодня мы выбрали лесопарк.

Мы затаиваемся. В затылке пульсирует набухающий ком. Я в предвкушении добычи. Руки мелко дрожат. Из носа идет кровь. Я знаю, что сегодня будет Вспышка. Появление Ханны провоцирует ее. Но я этому даже рад. Мне нужна разрядка.

Я слышу гул электрички. Слышу, как идут пассажиры.

Я сразу примечаю его. Человека, который станет нашей жертвой.

Он отбился от стада и идет поодаль, сбоку.

Пацаны встают у него на пути. Я прячусь.

– Добрый вечер! Закурить не найдется? – вежливо спрашивает Архип, улыбаясь.

Человек добродушно кивает, останавливается и лезет в карман.

Пора. Мой выход.

Наношу удар железной трубой по голове бедняги быстрее и жестче, чем обычно.

Это сигнал. Тут же вся толпа набрасывается на него. Я молочу руками наотмашь, с силой бью кулаком в живот. Туз бьет велосипедной цепью по коленям. Жертва падает на спину, и мы продолжаем избивать ее ногами.

Человек переворачивается на бок и скребет ногтями по земле. Пытается уползти. Скулит:

– Пожалуйста, не надо…

Неудачный набор слов. Этим он меня злит еще больше.

Я ударяю его ногой по лицу, а потом наношу четыре удара в бок.

Я думаю о том, о чем подумали бы нормальные люди, если бы знали, чем я занимаюсь. Этого ублюжего бешеного пса Кита Брыкова с самого рождения нужно было посадить на цепь.

Жертва пытается звать на помощь, но полный рот крови мешает крикнуть громко, голос звучит как из-под воды.

Я наношу несколько прямых ударов стопой в ребра, сначала правой ногой, потом левой – как поршнями какой-то адской машины.

Сознание затуманивается, Вспышка начинает меня поглощать. Я радуюсь, что наконец-то могу выплеснуть из себя всю ярость и злость, которые меня медленно сжирают. Я бью сильнее обычного и скоро выдыхаюсь. Добиваю человека ударами трубы по почкам. С наслаждением смотрю, как изо рта его вытекает кровь со слизью. Жертва больше не шевелится.

Я смотрю на Архипа, который не участвовал в избиении. Он стоит неподалеку и наблюдает. С удовлетворением улыбается. Как будто вот-вот скажет ласково: «Молодцы! Хорошие собаки!» – и погладит каждого пса по морде.