Не герой - Андрей Максимушкин

Днем над головами бойцов постоянно проходили самолеты. С земли трудно различить опознавательные знаки, а по силуэту не всегда поймешь: свой или чужой. Воздушную тревогу объявляли чуть ли не каждый час. Полковые зенитки молчали, самолеты шли высоко, малокалиберными скорострелками не дотянуться.

За горизонтом урчали орудия. Где-то далеко на востоке полыхало зарево. В вечерних сумерках оно стало ярче. Видимо, горел целый город. Ингорь подтвердил догадку Владмира: верстах в десяти от позиций полка был Изпольск – городок на берегу степной речки. Венды осенью его не удержали, сдали кайсакам. Говорят, ушли без единого выстрела и посадских вывезли. Сейчас там шел бой. Иначе с чего еще городу гореть?

Ночь бойцы провели, греясь в бронеходах и у окопных печей. Под утро пришли вести от обозной сотни. Она прорвалась по фронтовым дорогам и развернулась в пяти километрах от позиций полка. Близко и опасно – если кайсаки прорвутся, обозники не успеют уйти, лягут под гусеницами бронеползов. Эх, рисковые ребята, лихие. И командир у них боевой, даром что обозник – вся грудь в медалях, немало повоевал, пока по ранению в обоз не отправили. Другого с такими ранениями давно бы из армии списали, на заслуженное кормление, а подполковника Дубового нет. Сам наотрез отказался.

Рано утром позиции полка бомбили. Десяток бомбардировщиков прошел на большой высоте и сыпанул бомбами. Бомбили кайсаки с ленцой, без энтузиазма. Тем более что самоходные зенитки успели открыть заградительный огонь. Никого не сбили, но и вражеская бомбежка результат имела чисто символический.

Часа через два в небе появились вражеские глазокрылы. На этот раз зенитчики были начеку, вовремя засекли цели и вынесли их ракетами. В свою очередь полковник распорядился поднять в воздух два глазокрыла, предрассветная хмарь буквально дышала угрозой.

Не у одного Глузда Липатова на душе было тревожно, необстрелянная молодежь из последнего пополнения ночью глаз сомкнуть не могла. Если старые бойцы относились к войне и возможной смерти спокойно, по-соседски, пообвыклись, на собственной шкуре успели понять, что перед боем надо как следует выспаться, потом будет не до того, то новички спали урывками, в каждом шорохе, треске, гуле моторов им чудились прущие в атаку кайсаки.

Рано поутру сотники пробежались по своим людям, провели последнюю перекличку, десятские беззлобной бранью и дружескими пинками расшевеливали закоченевших полусонных бойцов. Не зевать! Ночью спать надо было. Оружие проверить. По окопам рассредоточиться. Пошевеливайся, раззява!!!

Вовремя. Люди успели привести себя в порядок и наскоро позавтракать, когда на горизонте показались кайсаки. Три легких бронехода выкатили из-за невысокого холма в трех верстах от позиции. Какое-то время они двигались по снежной целине, вздымая белые облака искрящейся в рассветных лучах взвеси. За полторы версты до окопов кайсаки развернулись и покатили назад. Засекли позиции. Командиры передовых сотен запретили открывать огонь – не стоит светиться, противник далеко, это передовой отряд, разведка. Венды только увели в сторону глазокрылы, чтоб противник не заметил.

Время идет. Затишье. Только где-то на горизонте рокочут пушки, с дороги за спиной доносится приглушенный шум моторов. В десятой сотне царило тревожное гнетущее настроение. Даже записные шутники не шутили. Разговоры крутились вокруг довоенной жизни, ребята вспоминали оставшихся в Святославле родных и друзей, многие переживали за ушедших в армию товарищей. Ирония судьбы – даже удивительно! – переживать за полирующего пузом землю стрельбища друга, когда сам не знаешь: переживешь ли сегодняшний день. Таковы выверты человеческой психики.

В это утро Владмир впервые в жизни пожалел, что не курит. Впрочем, привычка эта вредная и в Вендии крайне непопулярная. За все время жизни в этой стране молодой человек только пару раз видел людей с трубками. Да, табак продавался, хоть и не пользовался спросом, слишком ничтожно было число курильщиков. До сигарет и сигар в этом мире не додумались, курили трубки. Но зато свободно продавались листья коки, в Кайсацком ханстве народ покуривал гашиш и опий, декхане, все как один, жевали насвай и подобные ему легкие наркотики. Видимо, если нет одного вида гадости, люди с удовольствием находят заменитель. Не сигареты, так кока, не водка, так вытяжки из макового сока или особые грибы.

Наконец дождались, кто с чувством обреченности, а кто и с затаенной радостью: лучше драка, чем не находить себе места в ожидании. На горизонте появились серые пятна и легкие, почти невесомые облачка снежной пыли. Кайсаки пошли на прорыв. Почти сразу же открыл огонь гаубичный орднунг. В атакующих рядах выросли грязно-черные кляксы разрывов. Залп. Другой. Третий. Пауза. Пушкари спешно цепляли свои орудия к тягачам и меняли позиции. Вовремя. В дело включились кайсацкие пушки. Били с закрытой позиции, и очень точно. Вторым залпом накрыли. Если бы венды не успели, если бы чуть-чуть замешкались… Но жизнь не знает сослагательного наклонения.

Вендский гаубичный орднунг рассредоточился и открыл огонь по вражеским пушкам. Стреляли вразнобой, намеренно вводили противника в заблуждение. Сначала одна батарея дает три-четыре залпа и меняет позицию. Затем подает голос вторая батарея, а потом третья. Видимо, глазокрылы смогли прорваться к позициям тяжелых кайсацких орудий, передали координаты пушкарям. Вражеский огонь ослаб. Уцелевшие пушки пытались нащупать вендские гаубицы, по окопам они уже не стреляли. Тогда как вендские батареи между сменами позиций успевали давать пару-тройку залпов по накатывающемуся валу кайсацкой брони и пехоты.

Неожиданно – это всегда неожиданно – откуда-то сверху спикировали вражеские бомбардировщики. Четкий, точный, молниеносный удар, убийственная атака на передовые окопы, позиции гаубиц и брошенную деревеньку. Досталось и укрывшемуся в лесу резерву.

Владмир сначала ничего не понял. Бойцы сидели под навесом у печки, травили байки, десятский в неизвестно который раз чистил свой «Дорн» и полировал трубу ракетомета. Вдруг сверху донесся пронзительный свист, визг, рядом громыхнуло. Рев взрыва ударил по ушам. Владмир и не понял, как он успел плюхнуться на живот. Сработали естественные инстинкты. За шиворот бойцу посыпался снег. Навес над головой как ветром сдуло. Кто-то заорал. В воздухе потянуло кисловатым запашком сгоревшей взрывчатки, к нему добавилась вонь горелого каучука и краски.

Владмир поднялся на локтях, тряхнул головой. Ну и ну! Неподалеку на боку лежит бронетранспортер. Слышится дикая ругань, стоны, проклятия, скрип снега под ногами. Владмир начал было вставать на ноги, но об него споткнулся бежавший навь знает куда боец.

– Твою мать! – провалец спихнул с себя ноги товарища и помог тому выбраться из сугроба.

– Бомбят! – заорал воин. – Всем конец!

– Заткнись! – Владмир недоуменно приподнял бровь при виде побелевшего, перекошенного лица бойца. Кажется, не из пехоты, из обозников.

Подействовало. Боец начал сбивчиво объяснять, куда он шел и что произошло, когда на рощу посыпались бомбы. Владмир, честно говоря, ничего не понял. Собравшиеся вокруг обозника воины тоже. К ним подбежал десятский Ингорь. Командиру не требовалось много времени, чтоб понять, что его люди целы и ничем не заняты. Следующие полчаса сотня приводила в порядок лагерь. Бойцы собирали раненых и убитых, наспех ремонтировали самоходы, заново натягивали навесы, ставили времянки.