Тайное становится явным - Марин Монтгомери

– Наверное, вы вся в предвкушении, бабушка? – говорит она.

Бабушка? Это слово сначала заставляет меня чувствовать себя странно, словно я пропустила важный шаг – сначала стать матерью. Затем я обхватываю руками колени, чтобы точно сидеть тихо и неподвижно.

На живот Элли выдавливают немного холодного геля, и она ахает от неожиданности. Джессика принимается круговыми движениями водить зондом по ее животу. В нужный момент, произнеся заветное «Почти все», Джессика указывает на монитор, и мы обе переводим туда взгляд. Меня охватывает страх, и мне кажется, что Элли тоже, но по другой причине.

Мы завороженно вглядываемся в мешанину движущихся пикселей на экране, которая подтверждает – ребенок благополучно находится в материнской утробе.

– Поздравляю, мамочка, – произносит Джессика и хлопает пациентку по плечу, после чего Элли бросает на меня полный трепета взгляд. – После приема получишь один очень ценный сувенир, – добавляет Джессика и широко улыбается Элли, которая все еще ошарашенно молчит. – Ты хочешь узнать пол ребенка?

Голубые глаза Элли широко распахиваются.

– А его уже можно определить?

– Да. Ты пришла на более позднем сроке, чем большинство женщин.

Я хочу немедленно спросить, кто же родится у Элли, но сдерживаюсь – это должно быть ее решение.

– А знаете что? Не хочу, – заявляет она и одергивает подол халата. – Пусть это будет сюрпризом.

Элли стеснительно улыбается мне, переводя взгляд то на экран, то обратно на меня. Я всегда знала, что в тот момент, когда Элли увидит своего ребенка по-настоящему, она поймет, насколько он важен.

Джессика поздравляет нас еще раз и выходит. Через пару минут в кабинете в сопровождении Эмили появляется врач-акушер, которая здоровается и представляется как доктор Шерил Аванетти. Рыжеволосая и синеглазая, она окидывает нас взглядом поверх очков. Лицо у нее бледное и в россыпи веснушек, и все его черты кажутся крошечными, в том числе и маленький нос, и тонкие губы. Вообще весь ее внешний вид просто миниатюрный. Он словно показывает ее деликатную натуру. Кажется, что ей лет около сорока, волосы собраны в пучок, в ушах висят маленькие бриллиантовые гвоздики.

– Привет, Шарлотта, – произносит доктор Аванетти. – А вы у нас…?

– Мама, – отвечаю я и протягиваю руку. Она тепло ее пожимает, затем пожимает руку Элли и говорит: «Рада встрече».

– Вы уже знакомы с Эмили, моей очень способной ассистенткой, – продолжает доктор Аванетти, при этом моет руки и натягивает пару латексных перчаток. – Судя по результатам ультразвука и дате последней менструации, которую вы указали, думаю, срок беременности от пятнадцати до шестнадцати недель.

Затем она объясняет, что предстоит Элли дальше: – Сейчас мы сделаем мазок Папаниколау – просто чтобы убедиться, что все хорошо. Тебе его раньше делали?

– Да, – говорит Элли.

– Какие-нибудь вопросы? Или, может, тебя что-нибудь беспокоит?

Элли качает головой. Руками она крепко вцепилась в подлокотники кресла.

– Это первая беременность? Были выкидыши или аборты?

Это слово меня ранит. Но, конечно, откуда ей об этом знать…

– Да, первая. На все остальные вопросы ответ один – «Нет».

– Отлично, – высказывает доктор Аванетти и улыбается, обнажая мелкие ровные зубы. – Не пугайтесь, у меня холодные руки.

Взяв зеркальце, доктор приступает к осмотру. Я утыкаюсь носом в журнал.

– Когда нужно будет прийти в следующий раз? – спрашивает Элли.

– Недели через три или четыре, – обозначает период доктор Аванетти, кидая взгляд на настенный календарь. – Если анализы из лаборатории придут хорошие. Мы возьмем тебе кровь после осмотра.

– Сегодня? – удивляется Элли. Ее лицо бледнеет, а рот искривляется в ужасе.

– Думаю, вам можно не беспокоиться, что ваша дочь решит сделать татуировку, – с улыбкой заверяет меня доктор Аванетти и успокаивающе похлопывает Элли по коленке. – Не волнуйся, просто обычный забор крови. Мы проверим уровень твоего ХГЧ, то есть уровень гормонов, и убедимся, что с плодом все в порядке.

Наконец доктор Аванетти заканчивает осмотр, подает Эмили какой-то знак, говорит Элли, что можно одеваться, и перечисляет некоторые наставления:

– Обязательно принимай витамины для беременных и спи побольше. Никакого алкоголя, никакого курения – и от курильщиков держись подальше. Никакой горячей ванны, и пей поменьше кофеина. Сырую рыбу тоже нельзя.

Затем доктор Аванетти передает нам конверт с полным списком рекомендаций и пожимает нам обеим руки на прощание со словами: «Увидимся через месяц. Поздравляю еще раз, новоиспеченные мамочка и бабушка».

Я начинаю стремительно краснеть. Тут в дело вступает Эмили, вручая Элли дополнительные распечатанные материалы о благоприятном и нежелательном. И самое главное – сонограмму.

– Итак, Шарлотта, – говорит Эмили, помогая ей слезть со стола. – Одевайся, пожалуйста, и мы с тобой сходим в лабораторию. Там ты познакомишься с нашим флеботомистом, и он возьмет у тебя кровь на анализ.

Элли трясущимися руками натягивает одежду, и мы вместе выходим в коридор.

– Я подожду тебя здесь, – почти шепчу я ей и направляюсь к доске, на которой висят фотографии улыбающихся младенцев и их преисполненных радостью родителей. Наверное, это семьи, чьей беременностью занималась доктор Аванетти. Сообразив, по пути останавливаюсь и предлагаю: – Давай, я подержу твои вещи.

Элли благодарно кивает, и я принимаю из ее рук буклеты и сонограмму.

И когда я вглядываюсь в зернистое фото, на котором запечатлена новая маленькая жизнь, на моих глазах выступают слезы.

Элли

Нервничаю я больше, чем думала, и тому есть несколько причин. Во-первых, до этого я была у гинеколога всего один раз. Во-вторых, до меня наконец доходит, что я действительно беременна и мне предстоит рожать, – а боль при этом, как я слышала, просто невыносимая. Я, Элизабет Лафлин, стану матерью. Если, конечно, приму это решение.

Матерью-одиночкой.

Нищей матерью.

Когда мы возвращаемся в машину Ноя, я сижу и молча таращусь вперед, смотрю через ветровое стекло. На этот раз тишина не нервная – она, скорее, полна изумления. Я смотрю на сонограмму и не могу поверить, что это маленькая фасолинка действительно растет и развивается в моем животе. До сегодняшнего дня все это казалось каким-то ненастоящим, но теперь маленькая картинка в моих руках подтверждает – это реальность. Самая всамделишная реальность.

В каком-то смысле чувство такое, что я выиграла в лотерею. Во всех остальных смыслах – я не знаю, что с этим делать.

Потом я думаю о Шарлотте. Несмотря на то, что она, в отличие от меня, замужем, она все еще очень одинока, и ее мужа вечно нет рядом. И она все-таки как-то справляется. А еще мне не стоит забывать, что у нее есть деньги. И работа.