Тайное становится явным - Марин Монтгомери

– Не хочешь мне ничего сказать?

– Что?

– Я не собираюсь тебе повторять.

– О чем ты?

Он грубо хватает меня за подбородок и, брызжа слюной, кричит:

– Ты уверена, что ребенок вообще мой?

– Ты серьезно? Кого я, по-твоему, могла найти в этом захолустье?

– Это не ответ.

– Естественно, он твой. С чего ты вообще такое взял? – говорю я, повышая голос, и это серьезная ошибка. – Ты даже не разрешаешь мне никуда выходить одной.

– Не смей на меня кричать!

Змеи всегда привстают, прежде чем напасть на тебя. И это ценно – так всегда можно понять, когда готовиться к удару. С Джонатаном то же самое – в его глазах появляется безумный блеск, а в следующий момент он уже наносит удар. Прежде чем я успеваю вывернуться из хватки, он отвешивает мне пощечину.

– Если я еще хоть от кого-нибудь это услышу, тебе мало не покажется. Будешь вся в синяках ходить.

– Как на прошлой неделе? – цежу я. – Если что-нибудь случилось с ребенком, я…

– Ты мне угрожать вздумала? – в гневе возмущается он и наматывает мои волосы на кулак. Я инстинктивно прикрываю руками свой внушительный живот. – Принеси мне пива. А потом свали нахрен, и чтобы я тебя не видел.

Затем Джонатан отпихивает меня к стене, чуть ли не впечатав в нее. Прямо надо моей головой висит наша совместная фотография, которую мы сделали в ДжейСи-Пенни. Ну прямо-таки счастливая семья.

Я яростно трясу головой, пытаясь стряхнуть с себя это отвратительное воспоминание. С тумбочки раздается громкий писк, и это помогает мне вернуться в реальность. Но всколыхнувшаяся ярость никуда не девается, и я рву подвернувшуюся под руку газету пополам. Потом еще раз и еще, пока не успокаиваюсь.

Телефон тренькает, сообщая, что мне оставили сообщение на автоответчик, так что я хватаю его с тумбочки и раздраженно тыкаю в экран.

– Здравствуйте, миссис Кобальт, – путает фамилию неизвестный мне голос. – Элизабет сейчас находится в директорском кабинете Вашингтон-Хай. Это очень важно, так что, пожалуйста, перезвоните, как только сможете. Она стала участницей серьезного происшествия.

Происшествия? Кто вообще оставляет такие сообщения на автоответчик? Зачем? Чтобы накрутить человека до невозможности?

Я прижимаю руку к груди и заставляю себя ровно дышать. Сосчитав от одного до двадцати и обратно, я перезваниваю. Трубку снимают на третьем гудке, и я слышу хриплый голос.

– Вашингтон-Хай, у телефона миссис Ирен Марш.

– Здравствуйте, Ирен, это Шарлотта Коберн. Я только что пропустила ваш звонок по поводу Элли.

– Элли?

– Эли-за-бет, – в нетерпении проговариваю я. – Элли Лафлин.

– Кто это?

– Вы только что мне звонили и оставили сообщение, – резко отвечаю я.

– А, да, – произносит она, не обращая никакого внимания на мой грубый тон. – Элизабет увезли в больницу.

– Что? В какую больницу? – ужасаюсь я, а комната перед моими глазами словно начинает вращаться. – Она…

– У нее серьезные проблемы.

– Какие проблемы? – спрашиваю я дрожащим голосом – Ей плохо? У нее выкидыш?

– Что? – с удивлением произносит Марш. Возникает пауза. – Нет. Элизабет нанесла вред другой ученице. Извините, мне звонят по другой линии. Элизабет сейчас с директором Митчумом и офицером полиции в больнице Ковенант. Можете туда приехать?

Я сначала пытаюсь осознать эту новость, затем быстро натягиваю первую попавшуюся одежду и хватаю со стола сумочку. Не знаю, но что я надеюсь, но все-таки пытаюсь связаться с Элли, и отсылаю ей несколько сообщений. Она не отвечает.

Я вбегаю в больницу и сразу же замечаю одетого в форму полицейского, разговаривающего с отталкивающе выглядящим мужчиной высокого роста в скверно сидящем костюме и галстуке. Мой взгляд скользит дальше, за их спины, где я наконец вижу Элли, скорчившуюся на пластиковом стуле.

– Элли!

Какое же облегчение, что она цела и, судя по всему, невредима. Но тут Элли поднимает на меня голову, и я вижу, что вокруг левого глаза у нее громадный черный синяк. Выглядит она заплаканной.

– Г-господи, Элли, – заикаюсь я. – Я так беспокоилась, что…

– А вы кто? – вмешивается высокий лысеющий мужчина. Я не обращаю на него никакого внимания, полностью сосредоточившись на Элли.

– Что случилось?

Она смотрит в пол, не поднимая глаз и безжизненно сложив на коленях руки. Сейчас, когда я смотрю на нее сверху вниз, очень хорошо заметно, что она беременна.

Я поворачиваюсь к мужчине и повторяю вопрос:

– Что случилось?

Он упирает руки в бока:

– Прошу прощения, но кто вы такая?

– Я тетя Элли… Элизабет.

– Где Диана?

– Я ее сестра, – выдаю я и протягиваю ему руку, но он отказывается ее пожимать.

– Я не могу с вами разговаривать. Вы не ее опекун.

– Дианы нет в городе, – жму я плечами. – Я сейчас за нее отвечаю.

Он начинает было спорить, но быстро замолкает. Наконец, покачав головой, он бормочет:

– Тогда идемте к торговым автоматам, поговорим там.

Он кивает полицейскому, сидящему рядом с Элли, а затем резко поворачивается на каблуках и уходит. Я кидаюсь за ним, склонив голову, как будто это я тут в чем-то виновата. Впереди громыхают его шаги. Затем он сворачивает налево и входит в маленькую комнату отдыха, где у стены стоят пара автоматов с кока-колой и несколько столов. Резко развернувшись ко мне лицом, мужчина наконец представляется.

– Я директор Митчум. Дуглас.

– Шарлотта.

Он дотрагивается до своей лысины, и только потом начинает говорить.

– Сегодня Элизабет наконец-то пришла в школу – что, собственно, и стало причиной проблемы. То есть, ее прогулы проблема сама по себе, но к этому мы вернемся позже.

Потом он негодующе взмахивает рукой и говорит, что она ударила другую ученицу. Я молчу, и тогда он добавляет:

– Так сильно, что та лишилась сознания. Сейчас ей наложили швы, пострадали губа и скула.

– Что?

Митчум явно не привык повторять – ни детям, ни взрослым, и сейчас он в ярости раздувает ноздри. Затем произносит все то же самое еще раз, четко и внятно, по слогам. Я падаю на стул.

– Кто эта ученица? Почему это вообще случилось?

Митчум наклоняет голову и всматривается в блекнущие, уже поджившие порезы на моих ладонях.

– Они устроили драку. Другая девочка, Кортни Керр, пострадала гораздо сильнее. Элизабет отделалась простым синяком.

– Где был учитель?