Монахини и солдаты - Айрис Мердок

— Дейзи…

— Секундочку, передай шлепанцы, мне нужно в уборную, а потом можно пойти к старине «Принцу».

Тим принес шлепанцы, Дейзи выбралась из постели и пошлепала из комнаты. Неужели он собирается ей рассказать?

Когда она вернулась и потянулась за джинсами, он проговорил:

— Дейзи, я должен сказать тебе кое-что.

— Что сказать? Да не смотри ты на меня так, старик!

— Я собираюсь жениться на Гертруде.

— На какой еще Гертруде?

— Гертруде Опеншоу.

— Извини, я шучу. Ты пошутил, и я подумала, что должна ответить тем же. Две неудачные шутки. Господи, джинсы рвутся.

— Я не шучу. Дейзи, я собираюсь жениться на ней.

Не может он врать Дейзи, думал про себя Тим, так зачем он пришел сюда? Наверное, именно по этой причине. Он должен рассказать ей. Должен сделать это из-за Гертруды, ради Гертруды. Рассказывая Дейзи, я делаю Гертруду реальной. О, пусть это будет правдой! Но господи, как это все ужасно! И какая почему-то Дейзи реальная и настоящая.

— Ну, пошли. На улице дождь?

— Нет.

— Зачем ты сказал это, насчет Гертруды, игра такая? Черт, мало у меня других неприятностей? Не раздражай меня своими глупостями.

— Я женюсь на ней. Я сделал предложение. Она его приняла. По крайней мере, можно сказать, что приняла, потому что все случилось слишком быстро. Никто еще не знает, это секрет, и…

— Сядь, Тим.

Он сел на стул. Дейзи, уже в блузке и джинсах, села на другой.

— Объясни, что за бред ты несешь, или успел напиться?

— Дейзи, это не бред, это произошло, пожалуйста, поверь…

— Тим, ты, должно быть, рехнулся, или принимаешь наркоту, или уж не знаю что. Прекрати, ладно? Понимаю, мы говорили, что кто-нибудь из нас должен жениться на деньгах, но это было несерьезно, во всяком случае, я так считала. Милый мой, я знаю, у тебя под крышей не густо, но если тебе взбрела такая фантазия, ради меня…

— Это не фантазия…

— Если хочешь бросить меня, дружок, не нужно придумывать никакой смешной истории.

— Я не… то есть…

— Это просто невероятно! Но ты не должен заблуждаться насчет Гертруды. Это все из области вымысла, у Гертруды нет ничего общего с нами. Ты, должно быть, повредился умом во Франции! Ты действительно воображаешь, что мы сможем жить на ее деньги? Что она подумает? Или ты уже сказал ей?

— Нет…

— Слушай, ты еще глупее, чем я думала, и это многое объясняет. Понимаю, мы говорили, что кто-нибудь из нас должен жениться на деньгах и помогать другому, правильно? Но это было так, для потехи, правильно? Это было в шутку, ты же знаешь, что такое шутка, Бог ты мой! Если твоя дорогая старушка Гертруда подарит тебе деньги на день рождения или окажет такую любезность, что умрет и оставит тебе состояние, это прекрасно. Но ты не можешь ради денег для меня жениться на старой корове, хотя, должна сказать, я тронута тем, на какую жертву ты готов пойти, неужели ты правда готов? Понимаю, все это твои фантазии, но правда… слушай, кто из нас пьян, ты или я?

— Дейзи, я говорю серьезно.

— Ты дурачок. Ладно, пошли в паб.

— Я собираюсь жениться на Гертруде.

— И мы станем тянуть из нее деньги, прекрасно! Вот только ты не женишься, и мы ничего не поимеем с этого. Не пори чушь, старик.

— Дейзи, будешь ты меня слушать?..

— Не буду, пока не перестанешь нести ахинею, как какой-нибудь несчастный псих, который талдычит одно и то же. Милый мой, мы не можем жить на деньги Гертруды, даже если женишься на ней, особенно если женишься; понимаю, мы говорили, что это хорошая идея, мы даже несколько раз говорили об этом, или я это говорила, и, наверное, тут я виновата, мне казалось это забавным, не думала, что такая сумасшедшая фантазия застрянет в твоей глупой головенке. В жизни не слышала ничего более дурацкого, должно быть, я совсем пьяна, что разговариваю с тобой о подобных вещах.

— Я и не предлагаю жить на деньги Гертруды!

— Ладно, тогда о чем ты, черт возьми, говоришь?!

— Во Франции со мной кое-что случилось, я влюбился, влюбился в Гертруду, а Гертруда влюбилась в меня.

— Так пойди утопись в Темзе. И Манфред будет у вас шафером, а Змея — подружкой невесты.

— Их там не было. Я лгал тебе. Они только привезли и увезли Гертруду. Мы с Гертрудой жили там одни и влюбились друг в друга.

— И слились в экстазе.

— Да…

— Рассказывай это кому-нибудь другому. Ты такой враль, Тим Рид. Ты живешь в выдуманном мире. Мне следовало бы уже привыкнуть к этому. Чего я не понимаю, так это зачем ты рассказываешь эту чушь? Я думала, ты не шутил насчет того, чтобы жить на ее деньги…

— Я вообще ни слова не сказал об этом, это ты говоришь…

— Хорошо… но тогда к чему эта романтическая история? Если хочешь помучить меня, заставить ревновать, почему не придумал что-нибудь более правдоподобное?

— Знаю, звучит невероятно. Просто это правда!

Дейзи воззрилась на него. Тим внутренне затрепетал, но стойко встретил ее взгляд. Он почувствовал, как сдвигается глубинное основание его жизни, сдвигается мягко, будто на шарнирах, перемещается как бы независимо от него, но все же стронутое во тьме его волей. В дивные часы с Гертрудой он никогда не ощущал такого. Потом он почувствовал гипнотическую силу неизбежного. Он наконец действовал, крушил, ломал, открывая путь иному будущему, этим иным будущим намеренно, бесповоротно изменяя собственное и Дейзи существо. В страхе он вытянул руку. Оказывается в руке он держал стакан. Дейзи ударила по стакану, тот упал на пол и разбился.

— Я еще могу понять эту безмозглую сучку, воображающую, что влюбилась в тебя, — сказала она. — Она не слишком умна и еще не оправилась после смерти мужа, хотя, думаю, могла бы найти себе кого получше среди своего окружения. Но то, что ты вообразил, что полюбил ее… это просто невероятно… или тебя действительно интересуют ее деньги. Интересуют?

— Нет.

Тим стряхнул капли вина с ладоней и закатал рукава.

— Откуда у тебя такие царапины на руке? Следы страсти или вы деретесь?

— Упал в заросли ежевики.

— Ты это можешь. Бедный мальчик, бедные синие глазки, он готов заплакать. Он упал в ежевику, и ему так жалко себя. Я б толкнула тебя в нее, если б она росла поблизости. Давай выпьем еще. Держи стакан. Вот черт, в бутылке пусто. Надеюсь, найдется другая. Ага, есть!

Дейзи откупорила бутылку, наполнила стаканы, и они опять уставились друг на друга.

Похоже, думал про себя Тим, он опять влюбляется, только это не любовь, это смерть, любовь наоборот. О господи, он не может терять Дейзи, невозможно, чтобы это случилось. Разве может он терять ее? После стольких лет. Он залпом выпил вино, надеясь опьянеть. И опьянел.