Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной - Мохандас Карамчанд Ганди

На этом он со мной распрощался, не дав возможности ответить ему.

Однако моих спутников он попросил задержаться. Он осы́пал их бранью и порекомендовал выдворить меня из страны.

Они вышли от него заметно огорченными. Мы оказались в очень затруднительном положении.

Оскорбление причинило мне душевную боль, но я пережил их так много в прошлом, что приобрел к ним определенный иммунитет, а потому решил забыть и о самом последнем, поступив так, как подсказывал здравый смысл.

Нам прислали письмо от начальника Азиатского департамента, сообщавшее, что, поскольку я уже встречался с мистером Чемберленом в Дурбане, необходимо вычеркнуть мое имя из списка членов депутации, добивающейся с ним новой встречи.

Письма оказалось достаточно, чтобы выбить из колеи моих друзей. Они предложили полностью отказаться от нашей идеи. Мне пришлось напомнить им о проблемах, стоявших перед общиной.

— Если вы не будете настойчиво привлекать к ним внимание мистера Чемберлена, — сказал я, — все решат, что у вас нет вообще никаких поводов для жалоб. В конце концов, все изложено для него в письменном виде, и документ уже готов. Не имеет значения, зачитаю ли его я сам или кто-то другой. Мистер Чемберлен все равно не станет ничего обсуждать с нами. Боюсь, нам придется проглотить оскорбление.

Едва я закончил говорить, шет Тайиб воскликнул:

— Но разве оскорбление, нанесенное вам, не является оскорблением всей общины? Как можем мы забыть, что вы наш представитель?

— Верно, — сказал я, — но даже общинам порой приходится оставлять без ответа подобные оскорбления. Разве у нас есть выбор?

— Пусть будет то, что будет, но почему мы должны мириться с новыми обидами? Хуже нам уже ни от чего не станет. Разве много прав мы еще можем потерять? — спросил шет Тайиб.

Это был смелый ответ, но мог ли он помочь нам добиться своей цели? Я слишком хорошо осознавал ограниченность возможностей общины. Пришлось успокоить друзей и посоветовать, чтобы мое место в депутации занял адвокат из Индии мистер Джордж Годфри.

Итак, мистер Годфри возглавил депутацию. Мистер Чемберлен так отреагировал на мое отсутствие:

— Чем выслушивать снова и снова одного и того же представителя, не лучше ли видеть каждый раз кого-то нового?

Вот так он постарался смягчить обиду.

Но все это не исчерпало проблемы, а лишь добавило работы и общине, и мне самому. Нам приходилось все начинать заново.

— Это по вашему настоянию община приняла участие в войне, и теперь вы можете видеть, к чему это привело, — подшучивали надо мной некоторые, но их подначки я воспринимал совершенно спокойно.

— Я ничуть не жалею, что дал тот совет, — говорил я. — С моей точки зрения, мы поступили правильно, приняв участие в войне. Таким образом мы просто исполнили свой долг. И нам не стоит ожидать какого-то вознаграждения за нашу работу, но я твердо убежден, что любые добрые дела рано или поздно приносят плоды. Давайте забудем о прошлом и подумаем о задачах, которые стоят перед нами сейчас.

Остальные руководители общины были в этом со мной согласны.

Потом я добавил:

— Сказать по правде, работа, ради которой вы меня вызвали, практически завершена. Но я считаю, что по возможности не должен уезжать, даже если вы разрешите мне вернуться домой. Вместо того, чтобы продолжать свою работу в Натале, как прежде, я должен остаться здесь. Я не должен думать о возвращении в Индию в течение года, мне нужно попытаться добиться разрешения практиковать в Верховном суде Трансвааля. У меня достаточно уверенности в себе, чтобы бороться с этим новым департаментом. Если мы не сделаем этого, община будет вытеснена из страны и подвергнется настоящему разорению. Каждый день на вас будут сыпаться оскорбления. Тот факт, что мистер Чемберлен предпочел не встречаться со мной, а чиновник нанес мне оскорбление — ничто по сравнению с унижением общины в целом. В один прекрасный день мы не сможем больше играть роль прирученных собак, в которых нас хотят превратить.

Так я положил начало очередному этапу своей деятельности и обсудил текущие задачи с индийцами в Претории и Йоханнесбурге, после чего решил открыть контору в Йоханнесбурге.

Я сомневался, что мне позволят работать в Верховном суде Трансвааля, но Юридическое общество не возражало, и Верховный суд выдал мне необходимое разрешение. Для индийца оказалось весьма трудно снять комнаты для конторы в подходящем районе города, но у меня установились дружеские отношения с мистером Ритчем, одним из местных торговцев. Через его знакомого агента мне удалось найти хорошее помещение в юридическом квартале, и я смог приступить к выполнению своих профессиональных обязанностей.

Прежде чем рассказать о моей борьбе за права индийских поселенцев в Трансваале и их конфликтах с Азиатским департаментом, мне следует упомянуть и о некоторых других аспектах моей жизни.

Какое-то время меня одолевали противоречивые желания. Дух самопожертвования во мне умерялся стремлением оставить что-то на будущее.

Однажды в период работы в Бомбее меня посетил американский страховой агент — человек с приятной внешностью и очень сладкоречивый. Словно мы с ним были давними друзьями, он завел разговор о моем будущем благополучии.

— Все люди вашего положения в Америке обязательно страхуют свои жизни. Почему бы и вам не застраховаться? Жизнь ведь очень переменчива. В Америке мы воспринимаем страхование как почти что свой религиозный долг. Могу ли я предложить вам полис на небольшую сумму?

До той поры я весьма холодно относился ко всем страховым агентам, с которыми встречался в Южной Африке и Индии, поскольку считал, что страхование своей жизни подразумевает страх человека и подрывает веру в промысел Божий. Но теперь я поддался искушению и стал обдумывать предложение американца. Пока он приводил всё новые аргументы, я мысленно увидел жену и детей. «Ты продал практически все украшения жены, — говорил я сам себе. — И если с тобой что-то случится, бремя заботы о ней и детях ляжет на плечи твоего бедного брата, который так благородно заменил тебе отца. Как тебе такая перспектива? Нравится?» Подобными и другими мыслями я убедил себя застраховаться на десять тысяч рупий.

Однако когда в Южной Африке мой образ жизни изменился, мои взгляды тоже претерпели изменения. Все мои действия в то время испытаний я совершал во имя Бога и ради служения Ему. Я не знал, как долго мне предстоит оставаться в Южной Африке. Я опасался, что, быть может, уже больше не смогу вернуться в Индию, а потому принял решение взять жену и детей с собой и постараться заработать достаточно на содержание семьи. Этот план заставил меня пожалеть о приобретенном страховом полисе и устыдиться того, что я попался в сети ловкого агента. Если брат действительно мог заменять тебе отца все это время, говорил я себе, наверняка он не сочтет слишком тяжелым бремя заботы о твоей вдове, коли уж дойдет до этого. И какие у меня есть причины думать, что смерть постигнет меня раньше остальных? Ведь нашим подлинным защитником и опекуном были не я и не брат, а Всемогущий Бог. Застраховавшись, я лишил жену и детей уверенности в своих собственных силах. Почему я считал их неспособными самим позаботиться о себе? А как же семьи бесчисленных бедняков в этом мире? Почему я не мог считать себя всего лишь одним из них?