Шеломянь - Олег Аксеничев

– Намудрил, болгарин… Слышал я в Чернигове, как переписчики книг говорили, что ромейский слог прихотлив и причудлив, но болгарские писания в сравнении с ними – что филигрань рядом с полированным зеркалом. Ты презираешь знание, но с явным удовольствием пользуешься им для плетения словесных сетей. Как понять это?..

– Мне кажется, – сказал болгарин, и Ольстин Олексич заметил, как дернулась щека паломника, который, наверное, занервничал, – что здесь опять заблуждение или ошибка. Рассуждая, я опираюсь на Святое Писание либо на собственные наблюдения. Следовательно, весь разговор основан на словах, идущих из души, а не от разума. Надеюсь, ты, боярин, согласишься со мной в том, что Писание продиктовано Духом Божьим, а значит, и отразиться должно в нашей душе.

– Сдаюсь, – со смехом сказал черниговский ковуй.

Ольстин Олексич был бы рад еще подразнить болгарина, но иное отвлекло внимание боярина, так что богословский спор стал неуместен.

Со стороны передового охранения, добравшегося до кромки дубравы и скрывшегося за темной стеной леса, показалось несколько всадников, галопом мчавшихся в сторону основной части дружины. Одетый в доспехи воин был тяжким грузом для боевого коня, и решиться погонять животное, от которого во многом зависела безопасность дружинника в сече, было возможно только при чрезвычайных обстоятельствах.

В лесу что-то случилось, а ничего хорошего в приграничье ждать не приходилось.

Ольстин Олексич поднял руку и почувствовал, как вздрогнула за ним земля, по которой одновременно ударили десятки копыт остановившихся боевых коней. Черниговский боярин знал, что ковуи привычно перестраиваются из походного порядка в боевой, вытягиваясь широкой лентой на просторной равнине по обе стороны от дороги. Легковооруженные воины подтягивались в начало, готовые принять на себя первый удар неведомого пока противника, остальные дружинники, чьи доспехи были слишком тяжелы для постоянного ношения, оставались на месте, дожидаясь отставший обоз. Передовые отряды должны были сковать вражеское войско на время, достаточное для того, чтобы оруженосцы облачили своих хозяев в тяжелые пластинчатые доспехи. Затем легкие кони умчат застрельщиков прочь от ярости раззадоренного стычкой противника, а защищенные могучей броней дружинники нанесут удар по врагу, сминая и без того уже расстроенные боевые порядки чужаков.

Всадники меж тем приблизились настолько, что стали видны укрепленные на наконечниках копий боевые вымпелы. Ольстин Олексич нахмурился сильнее, заметив, что их цвета не черниговские, а северские. Сам князь Игорь Святославич приказал отправить в передовые дозоры черниговских ковуев, и северским дружинникам было нечего там делать.

Вскоре стали видны лица приблизившихся всадников, и Ольстин Олексич с облегчением заметил довольные улыбки. Так не ведут себя при встрече с противником.

Всадники безошибочно определили по позолоченному шлему главного в черниговском боярине и направили коней прямо к нему. Болгарин дипломатично отъехал в сторону, хотя и держался достаточно близко, чтобы расслышать разговор.

– Здрав будь, боярин, – поклонился первый из подъехавших всадников, молодой темноволосый ковуй, один из тех, кого Ольстин Олексич отправил в передовое охранение. – Не прогневайся, что вернулся! Со мной, взгляни, гости добрые, да и вести не хуже!

– Вижу, благополучно доехал, Беловод, – ответил боярин. – Да и гостей довез, не растряс!

– Конь не трясет, а баюкает, – заметил один из северцев, и его товарищи щедро оскалились в улыбке.

– Почто тогда не сонные? – сурово насупил брови Ольстин Олексич и продолжил иным тоном, деловым, явно подчеркивая, что время словесной потехи закончилось: – Выкладывайте, с чем приехали и отчего забыли о приказе мои воины и северская сторожа?!

– Не гневайся, боярин, – заявил с поклоном северский острослов, – но для княжеских ушей вести, ему первое слово.

Беловод, тем временем подъехав вплотную к черниговскому боярину и наклонившись в седле, зашептал что-то на ухо Ольстину Олексичу, недоверчиво поглядывая в сторону болгарина, старательно делавшего вид, что происходящее к нему не относится.

– Сам провожу вас до князя, – решил черниговец. – Мне тоже пристало коня погонять, а то застоялся. А ты, Беловод, забирай своих воинов и гони назад, к стороже. Не то радость горем обернется. Не забывай – здесь граница!

Беловод присвистнул, и его конь, послушный приказу, распластался в галопе над равниной. За ним потянулись еще три ковуя, сопровождавшие северских пограничников к небольшому отряду их князя и господина.

– Поговорим позже, Богумил, – сказал Ольстин Олексич, разворачивая жеребца. – Долг выше забавы! Кстати, этому меня научили, или же Господь в душу вложил?.. Вернусь – обсудим, если не возражаешь!

– А если и возражаю? – спокойно спросил болгарин, глядя в спины удаляющихся всадников и не ожидая не только ответа, но и того, что его вопрос услышат.

* * *

Князья ехали в центре войска, окруженные гриднями-телохранителями. Такие предосторожности на краю Половецкого поля были вполне объяснимы и не могли показаться проявлениями трусости. Поэтому же на князьях и гриднях были надеты кольчужные рубашки, хотя и стеснявшие движения, зато способные сохранить от шальной стрелы.

Игорь Святославич Новгород-Северский был невесел, хотя путь держал на праздник. Шутка ли: ехали сватать старшего сына, наследника и надежду на старость! Ехали в стан лучшего друга, побратима, великого воина, хана Кончака.

И тем не менее на душе было неспокойно, а князь Игорь привык доверять предчувствиям. Смущали и дурные предзнаменования, множившиеся не по дням, а по часам. Оттого и появление всадников, спешно приближавшихся со стороны головного отряда, не сулило ему ничего хорошего.

– Никак Ольстин, – проговорил Владимир Путивльский, всматриваясь вдаль из-под приставленной навесом ко лбу ладони.

– Не может быть, – откликнулся князь Игорь. – Он не покинет боевое охранение.

– Ольстин, точно, – подтвердил князь рыльский. – Распустил князь Ярослав своих ковуев…

– Что-то случилось, – князь Игорь понимал, что только особые обстоятельства могли толкнуть черниговского боярина нарушить повеление князя. – Да хранят нас боги.

– Все в руках Христовых, – заметил князь рыльский, с немой укоризной поглядев на Игоря Святославича. Князь рыльский слыл среди Ольговичей убежденным противником язычества.

Ольстин Олексич издали приветственно замахал рукой, и Игорь Святославич облегченно вздохнул. При дурных вестях ведут себя иначе.

– Здравы будьте, князья! – прокричал черниговский ковуй, как только решил, что его будет ясно слышно. – Я с добрыми вестями; уж простите, что не удержался и привез их сам.

– Говори, – сказал Игорь Святославич.

– Лучше позволь рассказать вот ему, – ухмыльнулся Ольстин Олексич, отъехав в сторону и уступив лучшее место одному из северцев.