Паук приглашает на танец - Варя Медная

Кажется, он растерялся, но через миг резкий тон к нему вернулся:

— Да нет, не ошиблись, — прошипел он так, что я отшатнулась.

— Зачем вы так говорите?

— Потому что это правда. Вы требовали объяснений? Так вот, я отвечаю: вы были правы, мне выгодны забавы маленького лорда — бесперебойная поставка материала для моих опытов. Каких опытов? — спросите вы, хотя нет, не спросите, вы ведь и так уже догадались.

Я помотала головой.

— Но не думаете же вы, что мертвых и впрямь можно оживлять?

— Отчего нет? — оскалился он.

— Но зачем вам это?

— Может, мне нравится дразнить смерть.

— Но это невозможно, вы просто человек…

— Вы и после всего так думаете? — он вдруг двинулся на меня, будто нарочно стараясь запугать. И у него это получалось. — Ах да, чуть не забыл: что до деревенской покойницы, и тут вы были правы: зверьки слишком мелко. Кому интересно копаться в лесной падали, когда рядом крупный и почти свеженький образец. Ну как тут устоять!

— Прекратите, — прошептала я, — вы специально так говорите…

— Вы всё верно угадали, с самого начала. Видите: вам не в чем себя упрекнуть, кругом оказались правы. Скажите теперь, что я не чудовище! Ну!

Я молчала, не зная, что на это ответить. Он горько усмехнулся и двинулся к дому.

Через какое-то время хлопнула дверь, но я всё ещё не могла пошевелиться.

Казалось бы, что может быть убедительнее, чем личное признание? Но меня он не убедил. Слова произвели прямо противоположный эффект. Может, всё дело в интонации, но я не поверила мистеру Фарроучу. Напротив: впервые увидела перед собой совершенно другого человека, несчастного и казнящего себя за что-то. Виновный не стал бы себя так чернить. А ещё мне подумалось, что мистер Фарроуч ни разу не причинил мне зла.

В эту ночь я спала беспокойно. Во сне мне было трудно дышать, и я вдруг заметила, что на моей груди сидит пре-мерзкое существо со множеством ручек и ножек. Оно было похоже на огромного черного таракана с человеческим лицом и громко, с почмокиваниями, сюрпало. Я попыталась его скинуть, но существо заверещало и только сильнее вцепилось мне в грудь. Наконец мне удалось оторвать его от себя. Оно пищало, сучило бесчисленными конечностями, а по его подбородку стекало жидкое серебро.

Первое, что я сделала поутру, это опрокинула кувшин и разлила воду для умывания. Затем, за завтраком, добавила сырный соус в чай и благополучно выпила его, ничего не заметив. Я бы так об этом и не узнала, не сообщи мне Иветта, с удивлением наблюдавшая всю сцену. Мелкие эпизоды рассеянности повторялись ещё неоднократно в течение дня.

Но первую его половину я терзалась напрасно: дверь в покои графини по-прежнему оставалась заперта, и доступа туда не имел никто. И лишь после обеда в кухню вбежала Мерфи и возбуждённо сообщила, что хозяева велели готовить праздничный стол: леди Фабиана спустится к ужину. Вокруг тут же поднялась суматоха, и замок, два дня напоминавший вотчину Спящей красавицы, ожил как по мановению бузинной палочки.

Если внизу полным ходом шло приготовление яств (Симона лихо летала по кухне безо всякой метлы), то в остальных залах производилась генеральная уборка: ковры и мебель выбивали, пол, стены и окна драили, цветы расставляли по нарочно вынутым по такому случаю декоративным вазам. В общем, можно было подумать, что хозяйка возвращалась в замок после годичного вояжа за границу.

Узнав о предстоящем семейном торжестве, дети заметно оживились. Мы с Беулой помогали с нарядами. Леди Эрселла подошла к делу со всей ответственностью. Больше часа она беспокойно порхала по комнате, то отдавая предпочтение пышному кружевному платью с бирюзовым поясом, в котором напоминала сливочное парфе, то склоняясь к строгому, темно-коралловому, с широким воротничком, то окончательно решаясь на бледно-фиалковое.

Вконец загоняв Беулу, которой пришлось перегладить полгардероба юной модницы, и разрываясь от невозможности надеть все сразу, она остановилась на полуночно-синем. Не успели мы вздохнуть с облегчением, как леди Эрселла задумалась над выбором лент и подходящих случаю туфелек.

Глядя на все эти терзания и сомнения, я впервые порадовалась неприличной скудости моего гардероба. Наконец совместными усилиями нам удалось подготовить кокетку к праздничному ужину: в нарядном бархатном платье, аккуратных туфельках, напоминающих карамельки, и с персиковыми лентами в кудряшках она смотрелась премило.

С виконтом хлопот оказалось на порядок меньше: он попросту выбрал самый помпезный светлый костюм, с фалдами и многослойным воротничком.

Покончив с приготовлениями, мы принялись ждать гонг.

За пару минут до него в комнату заглянула Мерфи и передала пожелание леди Фабианы, чтобы леди Эрселла не спускалась к ужину. Мы с Беулой растерянно переглянулись, виконт довольно хмыкнул и продолжил отколупывать позолоту с лепнины на камине, а девочка стала похожа на вмиг увядший цветок.

— Но как же это, мисс Кармель, Беула… — растерянно пролепетала она, переводя взгляд с меня на нянечку и обратно. Потом подскочила к Мерфи: — Ты, верно, не так поняла маменьку!

— Да нет, передаю, как велели, миледи, — пожала плечами та, и в лице явственно прочиталась жалость.

Леди Эрселла повернулась к нам, в глазах застыли крупные слезы.

— Но почему?

Прозрачные капли дрогнули, всколыхнув медовую радужку, и медленно покатились по щекам.

— Уверена, леди Фабиана просто не хочет, чтобы вы понапрасну расстраивались, видя, что ей нездоровится, — поспешила ответить я.

— Вот ещё! — некстати оторвался от своего занятия виконт, отряхнул брючки и поднялся. — Ты просто будешь портить всем аппетит своим видом.

Мне захотелось немедленно поставить наглеца на место, но, увы, в глубине души я и сама вряд ли верила, что пожелание графини вызвано заботой о дочери.

— Это не так, миледи, — вслух сказала я. — Но не волнуйтесь, вам не будет скучно, я с вами посижу.

— А вам леди Фабиана велела спуститься, — неожиданно подала голос Мерфи. — С леди Эрселлой посидит Нора.

— Думаю, графиня выражалась не буквально…

— Да нет, прямо так и сказала: передай мисс Кармель, пусть придёт и наслаждается вечером.

Прозвучавший в этот момент гонг придал словам камеристки особый вес. Я обернулась к леди Эрселле, которая из последних сил сдерживалась, чтобы не заплакать, и сжала её холодные ручки.

— Что бы ваша мама ни делала, будьте уверены, она делает это, потому что любит вас.

Она ничего на это не ответила. Как только дверь за нами закрылась, из комнаты донёсся громкий надрывный плач.

Вниз я шла в самых смешанных чувствах: с одной стороны, я была зла на леди Фабиану за жестокость к дочери, с другой, — досадовала на её некстати проснувшуюся чуткость к прислуге, из-за которой мне придётся присутствовать на ужине.