Змея - Бекс Хоган

– Давай, – говорит он, вынимая из пламени руку и втягивая от боли воздух. – Лечи.

Я мгновение смотрю на него, потрясенная его поступком, но потом принимаюсь за работу, щедро втирая мазь в воспаленную красную кожу и жалея, что приготовила так мало, потому что ожог обширный. На этой руке уже нет трех пальцев. Не хватает еще шрамов.

Наложив лекарство, я неуверенно поднимаю глаза на Гая.

– Хорошо, – говорит он. – Ты справилась, как я и надеялся, – как любая хорошая целительница. Если я прохожу с повязкой несколько дней, останется только чистый рубец.

Жду продолжения, потому что уверена: это не конец урока.

– А теперь будь добра, приготовь-ка еще одну порцию твоего снадобья.

Исполняя поручение, я повторяю весь процесс, внимательно наблюдая за Гаем в страхе, что он сунет в огонь другую руку. Он воздерживается. Вместо этого берет тряпку и стирает мою первую мазь, прихватывая вместе с ней и ошметки пошедшей пузырями кожи.

Я спешу к нему с готовой второй порцией.

– Теперь что?

Здоровой рукой он передает мне бутылочку с чем-то мелким и белым.

– Добавь щепотку вот этого.

Я беру бутылочку и открываю крышку.

– Что это?

– Стружки. Из костей животных.

Теперь я вижу в его взгляде вызов. Если он думает, что я брезглива, он меня еще не знает. Я добавляю костей и как следует все перемешиваю, поглядывая на него в ожидании одобрения.

– А теперь самая важная часть, – говорит Гай. Он вынимает из кармана книжицу и вручает мне. Я открываю ее и вижу, что страницы испещрены текстами на древнем языке волшебников. – Это заклинание, которое превращает снадобье из обычного в необычное. Слова в устах людей – ничто без волшебства. Ты сосуд. Давай посмотрим, есть ли у тебя настоящий дар или нет. Выбери те слова, которые кажутся тебе подходящими.

У меня ускоряется сердцебиение. Я чувствую, как во мне нарастает волшебство, кровь разгорячается, а кожа горит изнутри. Я снова взбиваю кашицу, и на сей раз произношу над ней слово «веллья». Если я правильно помню, оно означает «исцеление».

Гай подставляет мне обожженную руку, и я снова втираю мазь в рану на коже, но моментально понимаю, что на сей раз она действует иначе. Раньше это было самое обычное наложение мази на рану. Теперь же я ощущаю похрустывание кожи, пульсирующую энергию. Думаю, что и Гай тоже это чувствует, потому что поспешно отдергивает руку, бросая на меня подозрительный взгляд. Он сразу же отводит глаза, а я пытаюсь понять, что сделала не так.

– Простите, – неуверенно говорю я. – Я допустила ошибку.

Гай снова пристально смотрит на меня, и я понимаю, что что-то пошло не по плану. Он снова очищает руку и держит ее так, чтобы нам обоим было видно.

Я несколько раз вынуждена моргнуть, прежде чем убеждаюсь в том, что вижу это на самом деле. На коже не осталось и следа ожога – нет даже рубца.

– Как ты это сделала? – Гай произносит это таким тоном, будто в чем-то меня обвиняет.

– Точно так, как вы велели. Все ведь хорошо, правда? Ваша кожа совершенно зажила.

– Я хотел показать тебе разницу между лекарством и зельем. Показать, что зелье быстрее лекарства. Я ожидал увидеть заметные улучшения, а не полное выздоровление.

Наши взгляды встречаются, и я вижу отражение собственной неуверенности.

– Похоже, твое волшебство и в самом деле направлено на излечение, – говорит он наконец. – Я бы даже сказал, что у тебя как будто есть связь с животворящей силой. Возможно, однажды тебе удастся лечить одним прикосновением.

Трудно себе представить, чтобы я когда-либо смогла овладеть подобным мастерством, в чем я собираюсь его заверить, но тут в памяти всплывает воспоминание. Я на палубе «Девы» держу в ладонях разбившуюся луноперку и приказываю ей выжить. Она приходит в себя, а я предполагаю, что ошибалась в смертельности ее травмы. Быть может, мое прикосновение и в самом деле вылечило ее? Неужели волшебство внутри меня ответило на мою отчаянную молитву так, что я об этом даже не узнала?

Я рассказываю Гаю эту историю, и его растрепанные брови лезут на лоб.

– У тебя есть дар. Мы должны научить тебя пользоваться этой силой по желанию. Вот в чем наша задача. Ты готова пойти на все, чтобы овладеть своими возможностями?

– Да, если вы не будете больше делать так, как сейчас. Что, если бы я не смогла вас вылечить?

– Марианна, не стоит ошибочно полагать, будто то, чем мы занимаемся в этой комнате, безопасно.

Я-то пошутила, но он совершенно серьезен, и общее настроение меняется.

– Волшебство небезопасно, – продолжает он. – Оно дикое, непредсказуемое. Пытаться совладать с ним опасно как для нас, так и для тех, на кого мы его направляем. Ты должна понимать, что от тебя требуется жертва, чтобы стать волшебницей. Ты готова идти на риск?

Его слова должны предупредить меня, возможно даже, встряхнуть, но они вызывают во мне только восторг.

– Да.

Улыбка Гая возвращается.

– Хорошо. Тогда продолжим.

Последующие несколько недель я почти не покидаю уединение эликсирной комнаты Гая. Мне открывается огромный мир новых возможностей, и я поражена тем, как мало знала раньше.

Каждое утро я занимаюсь, читая бумаги и во всех подробностях разбирая свойства растений и трав. Я часами учу наизусть заклинания и экспериментирую, смешивая разные ингредиенты в котелках, предоставленных мне Гаем в больших количествах.

Он не дает мне расслабиться, требуя от меня совершенства в моем ремесле. Иногда он бывает резковат, но, когда Гай усмехается уголком рта, я знаю, что он доволен мной.

После полудня все меняется. Гай приносит мне с кухонь крыс, все еще висящих в мышеловках. Он раскладывает их передо мной, как кошка, притащившая подарок хозяйке, и я пытаюсь вылечить их одним своим прикосновением.

И всякий раз у меня ничего не получается.

Хотя я уже стала различать ощущения, возникающие в моем теле от волшебства, – некоторые из них безопасны, некоторые любопытны, некоторые почти болезненны, – у меня не получается им управлять.

Но я стараюсь. Меня удручает жалобный писк, издаваемый крысами, раздавленными жестокими ловушками, их тела, тщетно извивающиеся в муках под тяжестью смертоносных затворов.

Снова и снова я думаю, что должна их спасти, пытаясь воссоздать те мгновения, когда волшебство столь охотно приходило на мой зов, однако оно молчит. Недостижимое.

Это раздражает Гая, я вижу, хотя, когда я работаю, он всегда молчит. Только наблюдает. Иногда ему становится меня жалко, и тогда он позволяет мне попробовать на крысах какое-нибудь зелье, однако мне еще предстоит найти то, которое сращивает кости и восстанавливает органы.