Полукрылые. Черные песни забвения - Дарья Урбанская

матери годится, а по документам ей и сорока нет! С такими затратами энергии Белова могла Лучезарной Песнью поднять свою дочь из мертвых, да что там дочь – с десяток пятилетних девочек.

Артем еле удержался, чтобы не фыркнуть. Это от нервов, не иначе. Но, честно говоря, говорившая сама была дамой настолько преклонного возраста, что, даже ужасающе постарев, Алена Петровна выглядела в лучшем случае как ее дочь, но уж никак не мать. Он украдкой бросил взгляд на Вихреву, ожидая увидеть на ее лице, что не одному ему ситуация кажется забавной. Но Элла не смотрела по сторонам, а что-то лихорадочно набирала на телефоне. Нашла время для переписки!

– Все так, да. Я не хотел усугублять и без того удручающее впечатление, – не стал отрицать Глеб Александрович. – Тем более, что я пока и сам не разобрался, как именно это произошло.

– А что же насчет второго похищения? – прищурился Афанасий Петрович. – То, про которое говорит мальчик. Его мама… Милена Игоревна, кажется?.. Про нее вам что-то известно?

В этот момент Эл наконец оторвалась от своего телефона и сунула его в руку Артему. Она ни с кем не переписывалась, нет. Вихрева набирала сообщение ему самому. На экране крупными буквами было написано:

«НЕ ТОРМОЗИ!!!!!

НАМ НЕЛЬЗЯ ОСТАВАТЬСЯ С НИМ НАЕДИНЕ!!!!!»

– Господа, – произнес в это время Глеб Александрович со вздохом, полным вселенской усталости, – я познакомился с Миленой Игоревной во время олимпиады, она курировала группу из Волгограда. Последний раз мы созванивались с ней, кажется, вчера, и Милена не производила впечатления похищенной. – Он сделал многозначительную паузу. – Не лучше ли нам продолжить этот разговор без Артема? Мне кажется, это не очень-то красиво – обсуждать его психическое состояние в его же присутствии. В конце концов, у него есть лечащий врач, который будет принимать какие-либо решения. Я очень надеюсь, что…

Понимание сверкнуло в мыслях Артема. Сейчас Воронин заговорит всем зубы, расскажет про его «психическое состояние», а затем выставит чокнутым психом, а потом, оставшись наедине, снова промоет ему мозги. И в этот раз Элла никак не сможет ему помешать! Решение пришло немедленно.

– Я не сумасшедший! – воскликнул Титов, привлекая внимание всех присутствующих. Он рывком встал и бросил телефон на колени Вихревой. – Я могу доказать свои слова… Мне только нужно…

И Артем, не сдерживаясь больше, запел.

Глава, в которой нужно принимать решения

Паника и страх отступили. Теперь в голове билась одна единственная мысль – успеть, пока его не остановили, не перебили! Довести Песнь до конца! Мелодия зародилась где-то глубоко у него в груди. Поднялась через горло, деликатно скользнула по языку и стекла по губам, как шелковые языки пламени.

Разгорающийся огонь не обжигал, а приятно щекотал скулы и подбородок. В этот раз Артем не испугался и не прервал Выпевание, хоть ему и безумно хотелось ощупать свою зудящую меняющуюся кожу, а еще лучше – взглянуть в зеркало. Но для этого еще будет время! А сейчас ему оставалось лишь следить, как из-под рукавов футболки вниз по рукам тянется вязь проступающего орнамента, сначала блеклая, еле заметная, а затем ярко-алая, словно стекающие струйки крови.

Он зря переживал – его мелодию никто не прерывал. Полукрылые, даже Глеб Александрович, снисходительно давали ему возможность выразить себя в Песне. В конце концов, чего можно ожидать от мальчика, как назвал его Воронин, а за ним и Афанасий Петрович! Пусть лучше выплеснет переполняющие эмоции под присмотром взрослых.

Тем сильнее стало изумление на их лицах, когда на лбу и висках Артема проступили первые заостренные кончики перьев, а черты лица исказились. Даже на обычно невозмутимом лице Афанасия Петровича промелькнуло что-то, похожее на человеческие эмоции.

– Он что, окрыляется?

– Птицы небесные!

– Сколько ему лет?

Возгласы старейшин слышались словно в отдалении и не мешали сосредоточиться. Мелодия изливалась из него легко и неторопливо, обвивала собой пространство вокруг, заполняла все его уголки.

В этот раз Артем точно знал, что тысячи перьев, пронзивших его кожу и застывших жесткими доспехами на руках и груди – оранжево-алые, как полыхающий над Адриатикой закат. А вот переливающаяся маска на лице – изумрудно-зеленая, словно сочные Амазонские джунгли. Он и сам не понимал, откуда в нем возникла эта уверенность – просто удивительным образом почувствовал это всем своим существом.

В этот раз он не задумывался о том, какие именно ноты выпевать, и как направить их лишь на одного из присутствующих. Песнь сама выбрала Воронина – и в голосе Артема зазвучал нежный зов истины, ласковое, но неуклонное повеление поведать правду, признаться в самом темном и сокровенном.

Он не знал, сколько прошло времени. По его ощущениям – не меньше пары часов, но по факту вряд ли больше пары минут. Титов не видел этого глазами, но ощущал каким-то особым внутренним чутьем, что равновесие силы в помещении нарушено, и Песнь достигла своей цели. Глеб Александрович, в какой-то момент Выпевания почувствовавший неладное и вскочивший на ноги, застыл в оцепенении и смотрел перед собой остекленевшими глазами. Внезапно он покачнулся, сжал пальцами виски и издал мучительный стон, пытаясь сопротивляться принуждению.

«Я сделал это!» – промелькнула восторженная мысль в голове у Титова. – «У меня получилось!»

А затем Артем пошатнулся и тяжело осел в кресло. Его футболка прилипла к спине, перед глазами плыло, колени дрожали, а к ушам словно прижали большие морские раковины, в которых шумел отдаленный прибой. Где-то на границе восприятия он услышал чей-то приглушенный голос:

– Невероятно! Мальчишка – кетцаль! И какая силища!

«Кетцаль?!» – пронеслось у него в голове. – «Так вот что у меня за птица…»

Афанасий Петрович первым пришел в себя, быстрым шагом вышел из-за кафедры и направился в их сторону. Окинув вспотевшего от напряжения Артема цепким взглядом, он остановился перед отцом Эллы, который немного наклонился вперед и заслонил ладонями лицо.

– Глеб Александрович, вы меня слышите?

– Да, – глухо отозвался тот.

– Вы готовы отвечать на вопросы?

– Готов… хоть и не хочу, – конец фразы прозвучал неразборчиво, потому что Воронин снова то ли застонал, то ли зарычал, и, отняв одну руку от лица, с силой сжал пальцы в кулак.

– Глеб, присядьте, – Афанасий Петрович аккуратно нажал на плечи мужчины, подталкивая его обратно к креслу. Затем он достал из кармана пиджака маленькую серебристую коробочку с потертыми боками и нажал на ней одну из кнопок. – Не стоит пытаться сопротивляться Песне истины. Это только усугубит ваше состояние. Лучше позвольте себе говорить.

– Это что же, допотопный диктофон? – пораженно пробормотала Элла, и Афанасий Петрович оглянулся