Если ангелы падут - Рик Мофина

Спустя два года в Торонто он попался троим студентам, заставшим его за изнасилованием пятилетнего мальчика в уединенной рощице. Мальчика Шук несколькими часами ранее похитил в метро Торонто у невнимательного дедушки.

В суде Шук подробно описал, как на протяжении многих лет нападал и насиловал детей; счет шел на десятки. Эти действия были порождены его собственным страданием. Он рассказал, что в девятилетнем возрасте сам подвергся сексуальному насилию со стороны приходского священника. В десять лет Шук лишился отца. Мать снова вышла замуж, а отчим его истязал. Шук рос, ненавидя «нормальных» детей. Эти его наклонности «взимать дань» через насилие оказались неистребимы.

Выйдя три года назад по УДО, он исчез.

Волк среди ягнят.

Сидовски сел и перечитал весь материал повторно.

Травма в детстве. Религиозный подтекст. Тяга мстить. Воплощение гнилостных фантазий. Типаж преступления, фактически соответствующий делам Доннер, Беккера и Нанн. У ФБР светится, как фонарик на елке. Сидовски потянулся к телефону и набрал номер Тарджен. На совещании в восемь тридцать им предстояло ввести в курс дела опергруппу.

— Тарджен.

— Линда, это Уолт.

— Что-то вы рано встали.

— Приезжай ко мне в 450-й, срочно. Пришло дело Шука.

— Это он?

— Он, Линда. И угадай, кто его герой для подражания?

— Ролевая модель? Теряюсь в догадках.

— Зодиак.

На рассвете у дома Габриэлы Нанн, скрипнув шинами, остановился белый фургон. Из него вышла четверка хмурого вида криминалистов в черных комбезах. Позевывая и допивая кофе, они тихо меж собой переговаривались; порожние стаканчики бросили обратно в машину. Следом подъехал еще один минивэн с шестью офицерами. К дому Наннов они подошли с двух сторон, разбудили хозяев и предъявили им ордера на обыск.

По периметру семи домов была натянута желтая пластиковая лента с надписью: «РАССЛЕДОВАНИЕ — ВХОД ЗАПРЕЩЕН». Дом Наннов находился посередине. До конца дня каждый дюйм в обособленной зоне надлежало прочесать, обыскать и прощупать в поисках любых улик, связанных с делом.

День стоял воскресный, но он не был обычным воскресным утром. Словно пятно скверны легло на Сансет, откуда меньше суток назад, красуясь в своем новом платьице, на день рождения подружки отправилась Габриэла…

Соседи уже знали о случившемся в парке кошмаре.

Они видели репортеров, потрясенно взирали на новостные группы, смотрели телевизор и читали газеты. Этим утром они, покачивая головами, задергивали шторы и успокаивали своих детей. «Ох, хоть бы нашлась. Бедные, бедные ее родители».

Что-то нарушилось. Что-то ужасное наложило свой отпечаток, выраженный теперь в желтой полицейской ленте, этом американском флаге трагедии и смерти.

Нгуен Пувонг знал смерть самым непосредственным образом. Чего и не скажешь, глядя на застенчивого одиннадцатилетнего мальчугана, который сейчас стоял возле ленты в обычной кучке зевак и детворы. Ужасы жизни Нгуена не отражались на его лице, футболке, шортах и кроссовках. Его секреты никогда не покидали дом, находившийся через две двери от дома Габриэлы. Габриэлу и Райана Нгуен толком не знал. Заводить друзей у него получалось плохо, да и по-английски он говорил не ахти. Его семья переехала в Сан-Франциско не так давно. Сейчас он смотрел на мужчин в комбинезонах. Полиция. «Никогда не разговаривай с полицией». Причину этого волнения он понимал, но ему было боязно. Он оглянулся через плечо на свой дом и увидел, что из окна за ним наблюдает Сунг.

«Не говори им того, что знаешь».

Нгуен молчал. Точно так же, как прошлой ночью, когда к их двери подошла полиция, а за ними телесъемка. Он вспомнил, как Сунг выглянул за занавеску и со строгим лицом повернулся к Нгуену и его старшей сестре Минь.

— Что-то не так, — сказал им Сунг на их родном языке. — Полиция стучится в каждую дверь.

Нгуен и Минь не видели его таким встревоженным с тех черных дней, когда они все вместе набились в суденышко, беспомощно дрейфующее в Южно-Китайском море.

— Они ходят по всем домам и делают записи. Скоро придут сюда.

— Может, они знают? — спросила Минь, притягивая Нгуена к себе.

— Мы не должны делать ошибок. Помни правила.

Правила были просты: Слушать все. Следить за всем. Знать все. Ничего не говорить. Делать вид, что ты недотепа. Не верить никому. Без правил не выжить.

А Сунг Ли, и Минь, и Нгуен Пувонг были в числе выживших.

Их семьи встретились на траулере контрабандистов, набитом сотнями других таких же, с кого взяли по тысяче долларов за безопасный проезд из Лаоса в Манилу. Через четыре дня на них напали пираты. Отца и мать Нгуена убили. Родителей Сунга тоже. Минь изнасиловали. Сунга пырнули ножом, но он выжил. Нгуен хотел прыгнуть к акулам. Минь словно онемела и только глядела на море. Сунг утешал оставшихся в живых, организовал порционную раздачу того малого запаса пресной воды и риса, которые остались. К Минь и Нгуену он был особенно добр, убеждая их быть сильными, чтить память своих семей и верить в свое спасение. Сунг, Минь и Нгуен стали друзьями, образовав небольшую семью, и Сунг поделился секретом, что его отец мудро отправил свои сбережения дяде Сунга в Калифорнию, который отписал, что лучшие кандидаты на иммиграцию в Соединенные Штаты — это семьи, у кого там живут родственники. У Сунга был план.

Он предложил Минь стать его женой, а Нгуену — его сыном. Сунгу было тридцать один, Минь двадцать. Без подтверждающих возраст документов они должны были солгать, чтобы все срослось. Потом, если захотят, они могут разойтись, но пока это вопрос выживания. Минь посмотрела на море и согласилась. Другого выбора не было.

— Вот и хорошо, — сказал Сунг. — Если мы будем жить по нашим правилам, то никто ничего не узнает.

Неудача же означала высылку и смерть.

— Помните правила, — прошептал Сунг Минь и Нгуену три дня спустя, когда их подобрало шведское грузовое судно, идущее на Гавайи. После одиннадцати месяцев в лагере беженцев американский чиновник даровал им жизнь, проштамповав согласие на их въезд в Соединенные Штаты.

В Сан-Франциско они несколько лет жили в подвале дома дяди Сунга, храня свою тайну и оставаясь семьей. Потом на сбережения отца Сунга и деньги, заработанные на уборке офисов, они купили старый двухэтажный дом в Сансете. Жили тихо, незаметно и в страхе, который усилился, когда прошлой ночью к ним нагрянула полиция.

«Помните правила. Обратной дороги нет. Никто не должен знать».

Двое сыщиков, одетые не как полицейские, показали свои значки, и Сунг пустил их в дом. После того как Сунг на ломаном английском объяснил, что о пропавшей американской девочке они ничего не знают, они ушли. Казалось, что на этом все и закончилось; Сунг даже выдавил на лице улыбку. Но его облегчение исчезло менее чем через час, когда один из офицеров вернулся с азиаткой. Она свободно владела пятью азиатскими языками, в том числе и их.