Большевики. Причины и последствия переворота 1917 года - Адам Б. Улам

У Ленина уже был устоявшийся взгляд на людей и жизнь. Съезд явился разграничительной линией, за которой остался молодой революционер, временами еще проявлявший терпимость по отношению к человеческим слабостям. Нынешний Ленин находил удовольствие в размышлениях о том, что после революции те, кто был не с ним, «будут поставлены к стенке и расстреляны». Съезд обозначил очередную ступень в его дикой ненависти к интеллигенции. И наконец, съезд продемонстрировал, что получается, когда группа русских интеллигентов (среди делегатов было только четверо «настоящих рабочих») пытается договориться о совместных действиях. Мартов оказался типичным интеллигентом, завистливым и истеричным. Дейч, Засулич, а вскоре и Плеханов продемонстрировали высокомерие, тщеславие, эгоизм и обидчивость, свойственные их нации.

Сразу же после закрытия съезда Ленин еще до конца не осознал все последствия раскола. Потресову, который какое-то время был близок ему и чья отставка прошла без осложнений, Ленин писал: «Почему мы должны, спрашиваю я себя, остаться на всю жизнь врагами?» Он понимал, что временами вел себя излишне возбужденно, даже безумно, но это было вызвано атмосферой, царившей во время дискуссий. Ленин попытался восстановить в памяти собственные действия во время съезда и признался, что отклонение его формулировки первого параграфа Устава партии вынудило его еще сильнее настаивать на избрании его кандидатов в редакционную коллегию и Центральный комитет.[119]

Как ни тяжело было идти против Мартова, но он ошибался, и его следовало уничтожить.

В этот же день Владимир Ильич написал Кржижановскому в Россию. Кржижановский был единственным близким другом (Ленин по-прежнему обращался к нему на «ты»), который должен был оценить степень предательства Мартова. «Не надейтесь на Мартова. Дружба кончилась. Долой нежности». По свидетельству Крупской, это письмо так и не было отправлено. Но в данном случае ее свидетельство не заслуживает доверия.[120]

В тот период Ленин часто писал Кржижановскому, и не только в отношении партийных проблем (Кржижановский был членом ЦК). Эти письма свидетельствуют о резком ухудшении настроения Ленина. На съезде и сразу после его закрытия Владимир Ильич сохранял хладнокровие, хотя это давалось ему нелегко. Теперь он практически превратился в истерика, попеременно впадая то в восторженное состояние, то в полное уныние. Меньшевики интригуют, пытаются отменить решения, принятые большинством на съезде. «Они думают, что им удастся добиться своего». Но у них ничего не получится. Что это еще за новости, будто меньшевики захватили партийные комитеты в Харькове, на Дону и еще где-то? Ленин умоляет Кржижановского «ради бога!» использовать свое влияние против гнусных интриганов. Трудно вообразить низость «мартовнев», степень их лживости и подлости. К примеру, на днях Аксельрод обвинил его, Ленина, в потенциальном диктаторстве и заявил, что большевики из революционеров превращаются в бюрократов. «Ради всего святого, приезжай сюда».

Отчаяние Ленина вполне обоснованно. Действительно, в 1903 году меньшевики весьма активно занимались интриганством. Если бы Владимир Ильич вспомнил свою неуемную страсть к шахматам, он не мог бы не восхититься тем, какие продуманные ходы делали меньшевики, чтобы вырвать партию и драгоценную «Искру» из его рук. Во-первых, Мартов и его сторонники решительно отклоняли любые компромиссы, которые, по сути, оставляли за Лениным всю полноту контроля над центральными органами власти. Все переговоры вел Максим Литвинов. Это был дебют будущего чрезвычайно ловкого и опытного наркома иностранных дел и посла в США. Но на этот раз человек, который впоследствии убедил мир, что сталинская Россия жаждет коллективной безопасности и мира, потерпел неудачу. Он признался, что не являлся настоящим мировым судьей, а только орудием в руках Ленина. «Ему надо было дать пинком под зад, – писал Мартов, который с видимым удовольствием разрабатывал контрудар против старого друга. Теперь, продолжал Мартов, вся эта гротесковая театральность (Ленина) не сломит наш дух; все указывает на то, что серьезные социалисты с нами, и если мы будем отчаянно сражаться, то обязательно победим.[121]

Плеханов являлся слабым местом в «руководстве» ленинской партией и, естественно, объектом меньшевистских нападок. Нелепо было предполагать, что он никогда не «разведется» с Лениным и его восхищение молодым человеком возобладает над ностальгическим сожалением о потере Аксельрода и Засулич. В октябре состоялся съезд эмигрантского союза русских социалистов. Согласно решению II съезда партии союз являлся единственным законным представителем русской социал-демократии за границей. Ленинцы предполагали самое худшее. В основном живущие в Европе русские социалисты были буржуазными интеллигентами. Они не могли оценить «жесткую» тактику Ленина, и меньшевики легко могли переманить их на свою сторону. Так и произошло: большая часть союза оказалась на стороне Мартова. Ленин считал, что имеет козырь про запас, «своего» человека в ЦК партии. ЦК, в манере, чем-то напоминающей действия руководителя царской полиции, объявил съезд незаконным и аннулировал все его решения. Однако до этого произошло одно важное событие. Мартов и Ленин во взаимных обвинениях и упреках достигли небывалых высот. Мартов объяснил присутствующим, что Ленин настаивает на редакционной коллегии, состоящей из трех человек, поскольку двое из них всегда могут забаллотировать Плеханова. Что и было сделано. Хотя Плеханов выслушал обвинения в адрес Ленина с натянутой улыбкой, оставаясь на его стороне, он уже решил изменить положение.

«Плеханов неожиданно предал нас», – писал Ленин. «Плеханов пришел к нам с белым флагом», – ликовал Мартов. Непостоянный патриарх потребовал восстановления прежней редакции в составе шести человек, в противном случае он грозил уйти в отставку. Ленин отверг предложенный ультиматум и сам вышел из редакции. Плеханов, как единственный оставшийся редактор, восстановил Мартова и трех прежних редакторов. Итак, в течение трех месяцев решение партийного съезда было полностью пересмотрено. Раскол партии давал Ленину возможность получить руководство «Искрой», а теперь ее вырвали, «украли» прямо из рук. Противники торжествовали победу, цитируя последнее высказывание Плеханова: «Робеспьер повержен». Но радость меньшевиков была преждевременной. Ни о какой гармонии в отношениях между членами редакционной коллегии не могло быть и речи. Иметь Плеханова союзником было почти так же трудно и утомительно, как и врагом.

Вскоре он опять заговорил об отставке, если этому молодому нахалу Троцкому позволят остаться постоянным сотрудником «Искры». Аксельрод был единственным человеком, который мог улаживать конфликты между Троцким, преклоняющимся перед ним, и Плехановым (из всех социалистов только Аксельрод продолжал дружить с Плехановым). Следует отметить, что Троцкий уже разочаровался в меньшевиках, и его блестящее статьи все реже появлялись в «Искре».