Любовник на все времена - Сара Линдсей

— Прости меня, я что-то задумалась. Когда я устаю, то очень рассеянна. Я не выспалась, — она лукаво улыбнулась, — по хорошо известной тебе причине. Думаю, что через ночь, когда я как следует высплюсь, ты меня не узнаешь.

— А вот тут ты ошибаешься.

— Да?

— По слухам, — Генри наклонился к ее уху и понизил голос до доверительного шепота, — по слухам, в постель к новобрачной заползают мерзкие пауки, так что тебе лучше спать вместе со мной.

— Пауки. А ты не выдумываешь?

— Истинная правда, Ди. Огромные ужасные пауки, а также безобразные тритоны. Здесь в сельской местности их видимо-невидимо. Они способны испугать кого угодно.

— А нет ли среди тритонов симпатичных тритончиков?

Генри сердито дернул плечом.

— Нет. Все тритоны один ужаснее другого.

— Ладно, с пауками я как-нибудь справлюсь. Если сунуть под матрас мяту и лаванду, то их словно ветром сдует. Что же касается тритонов… — губы Дианы задрожали от смеха, — …если слегка перефразировать известное выражение, отсутствие тритонов — это уже хорошая новость.

Генри улыбался, идя на конюшню. Войдя в контору, он увидел там Кингсли. Высокий худощавый управляющий производил, как обычно, внушительное впечатление. В нем осталось достаточно силы и твердости в руках, чтобы обуздывать самых норовистых лошадей.

Знакомый с немногословной и резкой манерой управляющего, Генри пожал ему руку в ответ на его кивок. Кингсли молча взял со стола письмо и подал его хозяину. Генри сломал печать и начал читать. С каждой прочитанной строкой выражение его лица становилось все мрачнее. Как мог его тесть осмелиться на такой необдуманный и бесцеремонный поступок — как отправить Пенелопу в Рейвенсфилд?

Мерриуэзер был в отчаянии — это ясно, как день. Только отчаявшиеся люди способны на такие бездумные, отчаянные поступки. Впрочем, Генри очень хорошо понимал Мерриуэзера, он сам недавно был точно в таком же положении. Если бы Диана не согласилась выйти за него замуж, он, пожалуй, решился бы на ее похищение. В глубине души Генри признал правоту Мерриуэзера во время их беседы на конной ярмарке в «Таттерсоллзе». Да, Диане и ее отцу следовало поговорить друг с другом, но только тогда, когда Диана будет готова. Генри не собирался торопить события.

— Думаю, пока лучше подержать кобылу у нас на конюшне, — произнес Кингсли. — Конюх, доставивший ее сюда, сказал, что она жеребая. Отправлять эту красавицу в долгий обратный путь до Суффолка было бы бессмысленной жестокостью.

— Вы поступили правильно, — одобрил его Генри.

— Значит, вы намерены ее оставить? — Кингсли повеселел. — Мастер Генри, у меня нет привычки вмешиваться в чужие дела, но выпускать из рук такое сокровище страшно глупо. Эта кобыла подарит нам чемпиона, вот увидите.

— Я как погляжу, все хотят убедить меня в том, что ее следует оставить. — Генри помрачнел. — М-да, хотя я не любитель книг, но если я не ошибаюсь, принимать в подарок лошадей — дурная примета. Хорошо, Пенелопа останется у нас до тех пор, пока не ожеребится. Но мне чертовски не нравится такое положение. Мой поступок могут неправильно истолковать.

— Кобылу прислал отец вашей жены, наверное, это его свадебный подарок, — резонно заметил Кинсли.

— Я знаю, Кингсли, что ему надо, вот почему не могу принять ее. Я куплю кобылу у него, а если он не захочет взять деньги, то пусть забирает ее обратно. А пока Кингсли лучше помалкивайте о том, откуда она появилась, да и другим конюхам скажите, чтобы они тоже держали язык за зубами. Ну а пока будем ее называть Пенни. Отношения между моей женой и ее отцом не самые лучшие, поэтому не стоит напоминать о нем, это лишь огорчит ее.

— Хорошо, мастер Генри.

— Ради всего святого, зови меня Генри или просто Уэстон. Когда вы называете меня мастер Генри, мне кажется, что я маленький мальчик, которого вы учите ездить верхом на пони.

Кингсли ухмыльнулся:

— Вы раздавите бедного пони. Не хотите ли пройтись на конюшню и посмотреть, как идут дела. Кое-кто работает, пока некоторые добровольно надевают на себя брачные оковы.

Генри положил письмо в один из ящиков секретера и, закрывая его, тяжело вздохнул: как жаль, что нельзя так же просто, как от письма, отделаться от своего тестя. Сопровождаемый Кингсли он прошел по своим владениям. От вида рабочей атмосферы, от того, что каждый конюх не слоняется бесцельно, а чем-то занят, у него повеселело на сердце. В денниках было чисто, а на дворе посреди широкого, отгороженного загона бегал молодняк, и щипали травку недавно ожеребившиеся кобылы. В одном из денников он увидел Пенни, выделявшуюся своим золотисто-коричневым цветом.

На скаковом круге конюхи тренировали рысь и ход у двух жеребцов. Генри и Кингсли подошли поближе, чтобы посмотреть на тренировочный процесс. Один из жеребцов шел отличной рысью, что позволяло надеяться на его участие в ближайших скачках.

Генри с Кингсли обсудили эту возможность на обратном пути в контору.

— Знаешь, Кингсли, мне бы не хотелось, чтобы этот красавец проиграл свои первые скачки. Это очень гордый конь, боюсь, как бы поражение не поселило в нем неуверенности в своих силах. Думаю, для начала попробовать его на каких-нибудь второстепенных скачках, где он обязательно должен победить. А уж потом… — Генри запнулся.

— Что потом?

— Потом, — рассеянно повторил Генри и глупо улыбнулся, увидев Диану, идущую к ним навстречу. Повернув в ее сторону, он широкими шагами устремился ей навстречу, чем вызвал недовольное бурчание Кингсли, оставшегося у него за спиной.

— Генри, как здесь все чудесно! — воскликнула Диана. — Моя Тьюлип тоже здесь? Да?! — Она бросилась к нему на шею и обняла его. — Большое спасибо.

Тут к ним приблизился Кингсли, и она отпрянула было назад, но Генри удержал ее за руку.

— Кингсли, позвольте познакомить вас с моей женой, Дианой. Кингсли — мой управляющий, он учил меня ездить верхом, и он также помнит наизусть всех победителей Дерби и скачек в Эпсоме.

— Мне очень приятно познакомиться с вами, мистер Кингсли. Знаете, в детстве я очень любила сказки, где речь шла о лошадях. А если я никак не хотела уснуть, мой отец начинал рассказывать родословные самых породистых лошадей.

Лицо Дианы вдруг болезненно исказилось, очевидно, при воспоминании об отце. Генри нахмурился, послав про себя Томаса Мерриуэзера ко всем чертям вместе с его подарком. Он не позволит, чтобы Диана так переживала из-за него.

— Знаешь, любовь моя, — сказал Генри, — я придумал способ лечения твоей бессонницы. Это приятно и утомительно, более лучший способ трудно найти.

Кингсли закашлялся, чтобы сдержать смех, а щеки Дианы покраснели от смущения.

— Что за великолепное создание! — Диана указала рукой на Пенни, которую вывели на прогулку. — Какая строгость и чистота линий. Ты ее купил недавно?

— Да-а. — Генри слегка растерялся. — Ты права, это мое недавнее приобретение. Ее зовут Пенни.