Собачья смерть - Борис Акунин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 65 66 67 68 69 70 71 72 73 ... 89
Перейти на страницу:
я не баба, — пробурчал растроганный Джек. — Ладно, ребята. Пойду домой. Сяду на телефон.

Сымпровизировал:

Изрыгает огонь пулемет,

Телефон по захватчикам бьет.

По фуражкам, шинелям, погонам

Я строчу боевым телефоном.

Там, где рты заливают свинцово,

Пулеметом становится слово.

— Постой-постой, — окликнул поэта Кощей.

Адепт коммунизма с человеческим лицом был без своего всегдашнего галстука. Рубашка расстегнута, подбородок — невероятно — синеет щетиной. Вот для кого мир рухнул еще сокрушительней, чем для всех нас, подумалось Марату.

Но голос у Кощея был всегдашний — суховатый, бесстрастный.

— Никому звонить не надо. И ты, Дада, ничего на машинке размножать не будешь. Аркан совершенно прав. Теперь начнется охота на ведьм. И мы с вами — первые кандидаты на поездку в восточном направлении. Нам всем нужно быть предельно осторожными.

— Я не к тому это сказал! — перебил Аркан. — Я имел в виду…

— А я к тому, — не дал ему говорить Кощей. — Помолчите все и послушайте человека, который, в отличие от вас, знает изнутри, как работает система. Когда-нибудь историки напишут, что в августе 1968 года внутренняя борьба внутри советской верхушки закончилась победой «ястребов», что привело к магистральному повороту всей внешней и внутренней политики Советского Союза. На международном уровне произошла резкая эскалация затихшей было «холодной войны». Внутри страны тоже начались заморозки. Комитет Государственной Безопасности получил санкцию на ужесточение репрессивных действий. Сейчас прокатится волна показательных, демонстративных расправ. Вы хотите помочь КГБ в его работе? Валяйте. Только знайте, что за каждый взбрык расплачиваться будет не только герой-обличитель, но и все его друзья. Потому что для опера выявить «организованную преступную группу» всегда слаще, чем зацапать бунтаря-одиночку. Они уже готовы, можете не сомневаться. Так что в следующий раз мы запросто можем увидеть друг друга на очной ставке.

Стало тихо.

— Ты прав. Но здесь все свои, стукачей нет, — сказал Гривас после длинной паузы. — Между собой мы будем говорить о чем хотим. Забиться под печку и молчать в тряпочку они нас не заставят. Надо только предупредить Женьку, чтобы он сгоряча не начал раздавать стихотворение всем подряд. Я съезжу, привезу его. Разговор не телефонный. А вы думайте, как нам дальше жить.

Кощей покачал головой.

— Мы уже поговорили. Хорошо поговорили. И хватит. Предлагаю на время эти встречи прекратить. В нынешней ситуации они небезопасны.

Марат ушел первым. Не потому что испугался, а потому что стало тоскливо. Дерзкие, талантливые, полные молодой силы люди — лучшие, какие только есть в стране — сникли и сжались. В тряпочку молчать не будут, но под печку-таки забьются. Будут тихонько стрекотать оттуда сверчками. Какая-то нескончаемая пьеса «Дракон». Реплика архивариуса Шарлеманя: «Да, тут уж ничего не поделаешь. Мы сейчас гуляли в лесу и обо всем подробно переговорили. Завтра, как только Дракон уведет ее, я тоже умру».

Потому что Ланцелоты, победители драконов, бывают только в сказках. В стране Россия всегда, из века в век, побеждает Дракон. У него клыки, когти, испепеляющее пламя. И покорное стадо, которое горячо одобрит всё, что он прикажет.

Чехословацкие события заслонили другое потрясение, связанное с отцом.

Вот кто был настоящий Ланцелот — судя по тому, как о Панкрате Рогачове рассказывают те, кто его помнит. Бесстрашный рыцарь, вступивший в схватку с драконом самодержавия и сразивший его. Но вместо отрубленных голов у российского чудища немедленно выросли другие, более жуткие. Этот новый монстр отца уничтожил, но Марат никогда не сомневался: гибель была доблестной.

Зачем только он пробился через все преграды в этот поганый архив? Жил бы себе в блаженном заблуждении и дальше.

На этот раз Марата отвели в другое помещение, не то, где он знакомился с делом Сиднея Рейли. Правила здесь были строже. Сотрудник ни на минуту не отлучался, всё время наблюдал за посетителем. Переписывать и копировать материалы запрещалось. При этом выдали не всю папку, а только протокол последнего, результирующего допроса.

Марат оцепенело читал:

«Вопрос: Подтверждаете ли вы факт сотрудничества с царской охранкой, которая завербовала вас во время сибирской ссылки?

Ответ: Да.

Вопрос: Отвечать полно, с подробностями.

Ответ: Я подтверждаю, что был завербован охранкой и сообщал ей сведения о деятельности партии.

Вопрос: Вы участвовали в троцкистском заговоре, составленном с целью убить товарища Сталина накануне XV съезда ВКП(б)?

Ответ. Да, участвовал.

Вопрос. В заговор вас вовлекла активная участница троцкистской секретной группы Бармина?

Ответ: Да.

Вопрос. Не слышу. Громче. Кто вас вовлек в заговор?

Ответ: Бармина.

Вопрос: В каких отношениях вы находились с Барминой?

Ответ: Я был ее любовником.

Вопрос: Свидетель…. [фамилия вымарана] показывает, что накануне XVIII съезда ВКП(б) вы говорили, цитирую: «Надо скинуть этого грузина, а не получится, так убить». Было это?

Ответ: Было.

Вопрос: Свидетель… также показывает, что в ноябре 1934 года вы дважды конспиративно встречались с сотрудником британского посольства Дартмондом, впоследствии уличенным в шпионаже. О чем вы с ним говорили?

Ответ: А свидетель… не рассказывал?

Вопрос: Вы отлично знаете, что он при разговоре не присутствовал. Не виляйте, Рогачов. Какое задание вам дал Дартмонд?

Ответ: Не знаю. Не помню… Извините, вспомнил. Дартмонд дал мне задание записаться на прием к товарищу Сталину и незаметно высыпать на пол порошок, испускающий ядовитые испарения».

И так на пятнадцати листах. Отец признавался во всем, в чем его обвиняли. Не возражал, не протестовал, не оправдывался. Так мог себя вести только человек, полностью раздавленный и сломленный. Следователь неоднократно поминал свидетеля, чья фамилия была вымарана фиолетовыми чернилами, лишь в одном месте можно было разобрать первую букву — «Б».

Если бы следствие проводилось в тридцать седьмом, когда вышло печально знаменитое секретное постановление ЦК о допустимости «методов физического воздействия», можно было бы объяснить поведение отца запытанностью. Один бывший арестант той страшной поры рассказывал Марату, что в какой-то момент, после нескольких суток пыточного «конвейера», хотелось только одного: чтобы мука поскорее кончилась, пусть уж лучше расстреляют, и ради этого некоторые подписывали что угодно. Но отца арестовали в тридцать пятом, и к январю тридцать шестого следствие уже закончилось. На последней странице протокола приписка: «Высш. м.н. прив. в исп. 01/02 1936 г.».

Клобуков назвал Панкрата Рогачова «стальным». Рейли не сломался даже после психологической пытки, когда много часов ждал расстрела. А отец рассыпался в прах.

Марат всегда считал себя слабым сыном сильного отца — яблоко откатилось далеко от яблони, а оказывается, нет, недалеко. Самое противное, что в этой мысли было и нечто утешительное, будто с тебя сняли часть вины. Нет в России

1 ... 65 66 67 68 69 70 71 72 73 ... 89
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?