Дорога ветров - Тэд Уильямс

Пока монах вытаскивал якорь из гнезда и проверял, крепко ли прикреплен к лодке его канат, Мириамель пыталась придумать, что она могла бы сделать, чтобы помочь ему. Чем больше она заставляла его Говорить, тем глубже, казалось, становились его раны. Она поняла, что его прежнее хорошее настроение было всего лишь тонкой кожицей, появившейся на давно израненных местах. Что лучше — поговорить с ним еще, хотя это и причиняет ему боль, или просто оставить его в покое? Она хотела бы, чтобы здесь оказались Джулой или маленький Бинабик с его искусными и бережными прикосновениями.

Когда якорь плюхнулся через борт и веревка со свистом ушла вслед за ним в глубину, спутники некоторое время сидели тихо. Наконец, Кадрах заговорил, и голос его был немного менее напряженным, чем раньше.

— Веревка ушла всего на двадцать аллей или около того. Возможно, мы ближе к берегу, чем я предполагал. И все-таки вы снова должны попытаться уснуть, Мириамель. Завтрашний день будет длинным. Если мы хотим добраться до берега, нам придется грести по очереди — чтобы можно было двигаться не останавливаясь.

— А разве поблизости не может оказаться корабля, который заметил бы и подобрал нас?

— Я не знаю, так ли уж нам это необходимо. Не забывайте, что Наббан теперь полностью принадлежит вашему отцу и Прейратсу. Я думаю, что лучше всего нам тихо подплыть к берегу и исчезнуть в беднейших кварталах острова, а там уж осторожно пробираться к трактиру Ксорастры.

— Ты никогда не рассказывал о Прейратсе, — сказала она смело, про себя горячо молясь, чтобы это не оказалось ошибкой. — Что произошло между вами двумя?

Кадрах вздохнул.

— Вы действительно хотите вынудить меня рассказывать вам о таких мрачных вещах, леди? Только слабость и страх заставили меня упомянуть это в письме — я боялся, что вы примете графа Эдны за нечто лучшее, чем он был на самом, деле.

— Я не буду вынуждать тебя делать то, что может причинить тебе боль. Кадрах, но я бы хотела знать. Эти тайны превыше наших неприятностей, ты не забыл? Не время скрывать их, какими бы скверными они ни были.

Монах медленно кивнул.

— Сказано королевской дочерью и сказано хорошо. Ах, боги земли и неба! Если бы я знал, что в один прекрасный день буду рассказывать подобную историю и называть ее моей жизнью, думаю, я сунул бы голову в печь моего отца.

Мириамель не ответила и плотнее завернулась в плащ. Часть тумана унесло ветром, и под ними, словно поверхность огромного черного стола, простиралось море. Звезды над головой казались слишком маленькими и холодными, чтобы их свет мог долететь до земли. Они висели в небе, тусклые и подобные осколкам мелочно-белого камня.

— Я все-таки что-то вынес из дружбы с нормальными людьми. Были определенные вещи, которых я добился, причем многих из них — честным путем, в первые дни моего ученичества. Одной из этих вещей было величайшее сокровище, о котором никто не знал. То, что я не продал, чтобы купить вина, хранилось у одного из моих старых друзей. Когда было решено, что я больше не гожусь для общества тех, кого я знал и любил, я забрал это у него, несмотря на все возражения и протесты — друг мой знал, что я не смогу сохранить его. Таким образом, когда наступило особенно тяжелое время, я находил торговца древними манускриптами, запрещенными церковью, и получал немного денег в обмен на одну из моих драгоценных книг. Но, как я уже сказал, одна из найденных мною книг была в тысячу раз ценнее всех остальных. Рассказ о том, как я ее раздобыл, сам по себе занял бы целую ночь. Долгое время книга эта была единственной вещью, с которой я не расставался, как бы плохо мне ни приходилось. Потому что, видите ли, я нашел копию «Ду Сварденвирд», легендарной книги безумного Ниссеса — как я слышал, последний экземпляр, сохранившийся до наших дней. Я не знаю, был ли это оригинал, поскольку переплет давно утерян, но… человек, от которого я получил книгу, клялся, что она подлинная; безусловно, если это и была фальшивка, то великолепно сделанная. Но, копия или нет, она содержала в себе подлинные слова Ниссеса, в этом не было никаких сомнений. Никто не мог бы прочесть ужасные вещи, которые прочел я, потом посмотреть на окружающий мир и не поверить прочитанному.

— Я слышала об этом, — сказала Мириамель. — Кем был Ниссес?

Кадрах коротко рассмеялся.

— Вечный вопрос. Он пришел с севера за Элвритсхоллом, с земли черных риммеров, живущих под Пиком Бурь, и представился Фингилу, королю Риммергарда. Он не был придворным магом, но говорят, что именно от него Фингил получил силу, позволившую ему покорить половину Светлого Арда. Может быть, эта сила была мудростью, потому что Ниссес знал все о вещах, существование которых никому не могло даже присниться. Когда Асу'а пал, а Фингил умер, Ниссес стал служить его сыну Хьелдину. Именно в эти годы он написал свою книгу — книгу, в которую он вложил часть тех страшных знаний, что принес с собой с севера, появившись однажды у ворот Финтила. Он и Хьелдин, оба умерли в Асу'а. Молодой король выбросился из окна башни, которая сейчас носит его имя, Ниссес был найден мертвым в комнате, из которой выпрыгнул Хьелдин, без каких-либо следов насилия на нем. На лице его была улыбка, в руках зажата книга.

Мириамель содрогнулась.

— Эта книга… Они говорили о ней — в Наглимувде. Ярнауга сказал, что в ней, предположительно, говорилось о близком явлении Короля Бурь и других подобных вещах.

— А, Ярнауга, — грустно сказал Кадрах. — Как бы он был рад увидеть ее! Но я никогпа не показывал «Ду сварденвирд» ни ему, ни кому-либо другому из носителей свитка.

— Но почему? Если она была у тебя — пусть даже только копия — почему ты не показал ее Моргенсу или остальным? Я думала, что эта книга — одна из тех вещей, из-за которых существует ваш Орден?

— Возможно. Но, к тому времени, когда я кончил читать ее, я не был больше носителем свитка, и я знал это в своем сердце. С того момента, как я перевернул последнюю страницу, я предал любовь к знаниям во имя любви к забвению. Эти две любви не могут сосуществовать. Даже до того, как я отыскал книгу Ниссеса, я далеко зашел по неверной дороге, изучая то, чего не должен знать ни один человек, желающий спокойно спать по ночам. Я завидовал моим товарищам, носителям свитка, Мириамель, завидовал их простому счастью, злился на их спокойную уверенность, что все, что может быть исследовано, можно понять. Они были так уверены, что если достаточно внимательно всмотреться в суть мира, можно будет угадать все его грядущие изменения… но у меня было что-то, чего у них не было. Книга, простое чтение которой не только доказало бы им то, что я уже предполагал, но и разрушило бы основы их мировоззрения. Я был полон ярости, Мириамель, но кроме того, я был полон отчаяния. — Он помолчал, и в голосе его ясно послышалась боль: — Мир стал другим, с тех пор как Ниссес объяснил его, как будто страницы его книги были пропитаны каким-то медленным ядом, убивающим дух. Я пролистал их все.

— Это звучит ужасно. — Мириамель вспомнила изображение, которое она видела в одной из книг Динивана — рогатый гигант с красными глазами. С тех пор это изображение являлось ей во многих тревожных снах. Может быть, лучше не знать некоторых вещей, оставаясь слепым к картинам и мыслям?