Линия красоты - Алан Холлингхерст

— В этот классический английский день, — говорил Джеральд, — передо мной разворачивается классическая английская сцена…

Нет, сказал себе Ник, Кэтрин ошибается. Конечно, за этой улыбчивой маской скрывается что-то другое, и, произнося все эти банальности, Джеральд, конечно, все-таки вкладывает в них какой-то смысл, одушевляет их какими-то чувствами — пусть лишь на миг, захваченный волной самозабвенного и самодовольного красноречия. Он рассказал анекдот про француза-велосипедиста — публика приняла анекдот на ура, и именно здесь, поймав нужный момент, Джеральд в самых простодушных выражениях заверил слушателей, что он — вовсе не богатый лондонский бизнесмен, невесть зачем притащившийся в какую-то провинциальную дыру, вовсе нет, скорее уж он — дух Барвика, местный Пиквик, для которого этот город — его второй дом: вот почему он с особенным удовольствием открывает городскую ярмарку. Тут он решительно перерезал ленточку, которая ровно ничего не отгораживала, и щелчок его ножниц, многократно усиленный микрофоном, пронесся над затихшей толпой.

Затем Джеральд пустился в квази-королевскую экскурсию по ярмарке; рядом в роли принца-консорта семенила леди мэр. Ник хотел остаться и посмотреть, кто зайдет в мужской туалет, но притяжение лондонских гостей оказалось сильнее, и он подошел к Пенни.

— Мне понравилось, — сказал он.

— Да, Джеральд отлично выступил, — ответила Пенни. — А вот госпожа мэр себя показала не с лучшей стороны.

Госпожа мэр стояла у палатки с вареньями и соленьями, неодобрительно косясь на цены — явно подозревала, что продавец взвинтил их ради лондонского гостя. Джеральд, в жизни не знавший цен ни на что, кроме стрижки и шампанского, купил за пятерку две банки домашнего джема и попозировал с ними для местной газеты. «Подержите вот так, сэр!» — и Джеральд, всегда приободряющийся от присутствия фотографов, замер в картинной позе с банками в руках. Подошла Пенни, молчаливая фея, и забрала банки; передавая их, Джеральд пробормотал: «Je dois me séparer de cette femme commune»[7].

Дойдя до лотереи, он купил десять билетов и встал рядом в ожидании розыгрыша. Разыгрывались бутылки всевозможных сортов, от соуса карри до «Джонни Уокера». Оделся Джеральд совсем не по-деревенски: в синей рубашке с белым воротником и красным галстуком и строгом костюме в полоску он смотрелся среди джинсов и клетчатых рубах так, словно прибыл прямиком из Вестминстера. Рядом стояла женщина, Джеральд кивнул ей и с улыбкой спросил:

— Нравится ярмарка?

— Да уж, пожаловаться не на что, — отвечала она. — Хотелось бы мне выиграть бутылочку шерри-бренди!

— Отлично, отлично, отличный выбор. Что ж, удачи. А я вряд ли что-нибудь выиграю.

— Прошу сюда, мистер Федден, сэр! — подозвал его лотерейщик.

— Добрый день! Рад вас видеть, — проговорил Джеральд в предположении, что уже мог с ним встречаться.

— Что хотите выиграть? Бутылку карри?

— Никогда не знаешь, что тебе выпадет, — усмехнулся Джеральд, глядя на вертящийся восьмигранный барабан. — Призы для всех — никто не уходит обиженным!

— Это мы уже слышали, — язвительно проговорил человек в темных очках; для Джеральда он, по-видимому, подпадал под разряд «умников-социалистов», из тех, что на встречах с избирателями атаковали его неудобоваримыми вопросами с кучей статистических данных.

— И вас тоже очень рад видеть, — проговорил Джеральд, поворачиваясь к барабану.

Социалист ядовито хмыкнул.

Женщина, что мечтала выиграть шерри-бренди, получила бутылку джина из «Майра-март», при этом так порозовев и захихикав, словно уже ее выпила и отмочила что-нибудь неприличное на глазах у публики. Следующими ушли лимонад и «Гиннесс». Джеральду досталась бутылка «Ламбруско».

— О, великолепно… — проговорил он и игриво рассмеялся.

— Вы, кажется, от рюмочки вина не отказываетесь, сэр, — проговорил, подавая ему бутылку, лотерейщик.

— Это уж точно! — ответил Джеральд.

— Не оставляйте себе, — прошептала у него за спиной верная Пенни.

— М-м?..

— Нельзя оставлять себе приз. Выглядит некрасиво…

— В самом деле, чертовски скверно смотрится… — пробормотал Джеральд и задумался, взвешивая бутылку в руке. — Вот что: мне не хотелось бы уводить победу из-под носа у своих избирателей! — Послышались робкие одобрительные возгласы. — Барбара, могу я вам предложить…

Леди мэр испытала, кажется, три оскорбления разом: Джеральд презрел и ее положение, и тонкий вкус, и то, что она была (как известно всему городу) строжайшей трезвенницей. Кроме того, Ника не оставляло подозрение, что зовут ее не Барбара. Разве она не Бренда Нельсон? Некоторое время Джеральд держал бутылку в руках, словно сомелье, затем она перекочевала на соседний столик.

— Пусть кто-нибудь порадуется, — великодушно предложил он.

Однако им явно овладевало чувство, что он обязан что-нибудь выиграть. Беспокойно оглядываясь вокруг, словно что-то ища, Джеральд протискивался сквозь гуляющую толпу. За ним, придерживая банки с джемом, торопилась Пенни, а за ней, чуть поотстав от шума и смеха, сопровождающего знаменитую персону, — Ник.

Искусство метания веллингтонов в Суррее, где рос Джеральд — а тем более в Ноттинг-Хилле — было неизвестно. Однако в Барвике, где до сих пор шла оживленная торговля скотом и по улицам летала солома, пастуший веллингтон — черный, тяжелый, подбитый свинцом — был неоспоримым жизненным фактом, а его метание — популярным времяпрепровождением. Джеральд приблизился к старту, отмеченному белой лентой, натянутой между двумя шестами.

— Ну-ка, дайте и мне попробовать! — проговорил он, добродушно улыбаясь, словно предвкушая ни к чему не обязывающее развлечение — только взгляд оставался холодным и целеустремленным.

— Двадцать пять пенсов за бросок, сэр, а пять бросков — за фунт!

— Тогда давайте на фунтец! — проговорил Джеральд особым сочным голосом, каким всегда произносил жаргонные словечки.

Пошарив в карманах, он обнаружил, что истратил уже всю мелочь, и полез было в карман за двадцатифунтовой банкнотой, когда Пенни, шагнув вперед, положила на стол фунтовую монету.

— О, великолепно… — проговорил Джеральд, вглядываясь в парочку подростков, которым никак не удавалось сделать приличный бросок — сапог падал наземь в каких-нибудь нескольких футах. — Ладно, попробуем!

Он поднял сапог и взвесил его в руке. Вокруг собирался любопытный народ: не каждый день можно посмотреть, как член парламента, в безупречном мелко-полосатом костюме и красном галстуке, держит в руках старый веллингтоновский сапог, готовясь запустить его в воздух.

— Джеральд, а вы кидать-то умеете? — поинтересовался, возможно с самыми добрыми намерениями, какой-то местный.

Джеральд нахмурился, давая понять, что инструкции ему не требуются. Понаблюдав за безуспешной возней мальчишек, он сделал первый бросок от груди, подошвой вперед, имитируя то ли метание дротика, то ли стрельбу из пистолета. Однако он недооценил вес сапога — тот приземлился между двумя первыми линиями.