Самое время для новой жизни - Джонатан Троппер

– Например?

– С чего начать? У Элисон – зависимость от Джека, я жил прошлым, ты никак не могла утихомириться, осесть…

– Все верно. Ну а Чак?

– Не знаю. Не могу дать точного определения, но и у него есть свои проблемы.

– Страсть к маленьким, – Линдси вздохнула над собственным каламбуром.

– Да неважно. Суть в том, что все мы приехали сюда, чтобы соскочить.

– Получается, мы эгоисты.

– Может быть, отчасти. Но, думаю, быть немного эгоистом вполне здоро́во. Возможно…

– Стой!

– А что? Я только хотел сказать…

– Нет, правда, остановись, – она указала за окно: мы чуть не проехали столы с тыквами.

Я притормозил, повернул на стоянку, под колесами “тауруса” захрустел, затрещал автоматной очередью гравий.

– Итак, – продолжила Линдси, когда я заглушил двигатель, – спасательная операция нужна была не только Джеку.

– Эй, – подбодрил я ее, – Страшила, Трусливый Лев и Железный Дровосек тоже не просто так помогали Элли. У каждого была причина встретиться с Волшебником Изумрудного города.

– И все-таки я чувствую себя немного виноватой, – сказала Линдси, выходя из машины, убрала от лица прядь волос.

– Я тоже, – признал я.

– Но в то же время радуюсь за нас и за саму себя.

– Я тоже.

– Нам наконец хорошо, и теперь приходится чувствовать себя виноватыми.

– Такова жизнь. Если запастись чувством юмора, не соскучишься.

Линдси улыбнулась, взяла меня за руку, и мы пошли выбирать тыкву.

Возвращались мы в сумерках. Еще не успев миновать последний поворот перед домом Шоллингов, стали замечать автомобили, припаркованные как попало на обочинах.

– Ну и ну, – пробормотала Линдси.

Толпа перед домом значительно увеличилась: видимо, в школе закончились уроки. На маленькой лужайке у дороги теснилось, пожалуй, больше сотни ребят, многие уже переоделись к Хэллоуину. Тематика костюмов – “Голубой ангел”: мальчики в кожаных куртках и темных очках вполлица, какие Джек носил в фильме, девочки в печальных клоунских масках – в честь отрицательного героя. Гдето в магнитофоне ревели Stone Temple Pilots. Несколько школьников в страшных резиновых масках и с большим плакатом “Приходи на наш праздник, Джек” в руках, облокотившись о полицейские заграждения, позировали перед камерами.

– Похоже, наше тайное убежище теперь самое модное место в Кармелине, – заметил я.

– Думаешь?

Мы поравнялись с толпой, тут несколько подростков пролезли под заграждениями и выскочили на дорогу прямо перед нами. Мне ничего не оставалось, как ударить по тормозам.

– Господи! – воскликнула Линдси.

– Где Джек? – завизжала девчонка в печальной клоунской маске. – Что вы с ним сделали?

Ее подруга, в таком же костюме, но с маской веселого клоуна, встала перед капотом с фотографией Джека в руках. Прежде чем я успел ответить, раздался пронзительный крик: с противоположной стороны подъехала машина шерифа. С веселым визгом девчонки устремились обратно, за заграждения. Салливан затормозил рядом с нами, открытое боковое окно его автомобиля оказалось прямо напротив моего закрытого. Шериф ждал, пока я опущу стекло, а тем временем наше маленькое рандеву привлекло внимание собравшихся.

– Добрый вечер, – улыбнулся Салливан.

– Здравствуйте, – ответил я.

Кто-то из толпы метнул сырое яйцо, оно приземлилось со слабым шлепком примерно в метре от нашей машины.

– Есть известия от вашего друга?

– Не-а.

Тут в толпе принялись скандировать нараспев, как делают болельщики на хоккейных матчах, что-то вроде: “Задай ему жару, шериф, задай ему жару”.

Салливан ухмыльнулся, указывая на крикунов:

– Ваши фанаты.

– Полагаю, вы не намерены их разгонять.

– Нет. Через пару часов им самим надоест. К тому же на Хэллоуин детки любят проказничать. И мне гораздо проще, когда все они тут, у меня на глазах. Послышался влажный треск, мы с Линдси невольно пригнулись: второе яйцо разбилось о лобовое стекло.

– Что ж, – я выжал сцепление, и машина медленно двинулась вперед, – возвращайтесь к борьбе с преступностью, не будем вам мешать.

Не дожидаясь ответа, я резко повернул вправо и въехал на аллею Шоллингов. Увидел в зеркало, что сзади и в машину шерифа угодила пара-тройка яиц.

Элисон с Доном сидели на крыльце, потягивая диетическую колу, – праздные зрители безумного гулянья, развернувшегося через улицу.

– Там, похоже, массовый психоз, – прокомментировал Дон, наблюдая, как я вытаскиваю тыкву из машины.

– Тыковка-монстр, – заметила Элисон.

За покупками мы отправились в последний момент, посему выбор был не особенно велик, и нашей тыкве, возможно, недоставало симметрии, зато она выросла отчаянно корявой: шероховатую оранжевую поверхность уродовали бесформенные бугры и углубления.

– Ну, она ведь, – оправдывался я, – для Хэллоуина, так что…

– Ясное дело.

Чак и Джереми сидели в доме, смотрели телевизор: в честь Хэллоуина повторяли “Секретные материалы”. Малдер и Скалли ехали на машине по кукурузному полю и, как водится, препирались.

– Этим двоим давно пора уединиться, – заметил Чак.

– Не обращай на него внимания, – сказал я Джереми и плюхнулся между ними на диван, предварительно аккуратненько поместив тыкву на чайный столик. – Он со странностями.

– Где ты взял эту тыкву, в Чернобыле? – вопросил Чак.

– Это она сейчас кажется страшненькой, вот погоди, сделаем ей глазки и рот…

– А что такое “Чернобыль”? – спросил Джереми.

Пока мы досматривали “Секретные материалы”, Элисон и Линдси готовили картофельный салат, кукурузные маффины и клюквенный соус, периодически заглядывая в духовку проверить фаршированную индейку. Чак отправился резать овощной салат, что являлось его прерогативой, поскольку шинковал он как японский повар – дополнительная выгода от хирургической практики. Я передавал Чаку овощи, громко называя число от десяти до тридцати. Чак повторял число, рассматривал овощ буквально секунду и принимался молниеносно шинковать, нож стучал о разделочную доску в быстром, мерном ритме, а я считал вслух. Каждый раз Чак делал в точности столько ударов ножом, сколько я сказал, разрезая овощ абсолютно симметрично.

– Семь лет на медфаке, – в голосе Элисон звучала ирония, – дорого, однако, стоит этот салат.

– Дарю, – сказал Чак.

Я взял в руку помидор, поглядел на Джереми, который благоговейно наблюдал за происходящим.

– Двадцать? – спросил я.